«Сразу видно — институтка». Убойные новогодние истории от Медведевой и ее подруг-фигуристок

Алена Волкова

Поделиться

Комментарии

Фигуристки Евгения Медведева, Станислава Константинова и Анастасия Скопцова записали новогодний выпуск шоу «Есть история», которое выходит на ютуб-канале «Фигурка». Съемки получились очень душевными, девушки пели, разговаривали, много смеялись и гадали на картах Таро. Собрали самое главное.

Медведева: Это такая романтичная история. Вспоминала недавно, как мы с подругой сидели в 5 утра под елкой нашей. Поскольку мы переехали в большой дом, решили купить большую елку. Вчера мы поставили елку, и я вспомнила, как мы с ней сидели в 5 утра, за окном падал снег, мы зажгли елочку, обняли коленки и друг другу рассказывали истории, свои мечты и загадывали заветные желания.

Она сейчас живет в другой стране. Наши желания начали исполняться на протяжении этого года. Я поняла, что мы практически год не виделись, жизни поменялись, и мне так тепло от этого.

Это такая маленькая история-напоминание вам — загадать ваше самое заветное желание на Новый год.

Константинова: Я перед Новым годом решила загадать желание. У меня была слишком большая бумажка — слишком много жадности в этой женщине. Я пыталась на этот маленький листочек маленькими буковками уместить все, что я хочу: машина, браслет…

Я поджигаю, а не было зажигалки, специально в магазин сбегала… Спичкой я поджигала. Я не умею этого делать, они ломались. Поджигаю эту бумажку, она начинает гореть мне прямо на пальцы. Я обжигаю их, бросаю бумажку и понимаю, что она начинает сильно гореть. На кухне начинаю ее тушить. В общем, я думала, что подожгу себе волосы, а моя жадность сыграет со мной злую шутку. У меня был огромный ожог на пальце.

Скопцова: Я утопила квадроцикл. У нас был большой дом. Мы планировали такой Новый год, камин. Приехала мамина сестра и ее семья. Папа купил квадроцикл и снегоход. На снегоходе страшно, там очень высокая скорость. На квадроцикле по снегу нормально, он 60 км/ч максимум едет. И вот мы с папой туда-сюда, поле поперек. Там по ночам волки ходят, а мы вечером катаемся, нам все равно.

Мы катаемся, а там есть река. Очень холодно, она уже замерзла. По ней можно было кататься. Папа мне говорит: «Давай на реку». Я говорю: «Давай». У него снегоход, и он с горочки плавно на реку заходит, потому что там полозья. А у меня вот такие колеса, вот с такой протекцией, они просто огромные, по пояс мне были. И он такой: «Давай, давай! Чего ты?» Он пролетает, а я за ним думаю: «Надо на ходу. Сейчас побыстрее проеду и окажусь на центре реки».

Мой детский мозг не очень рассчитал, что весящий почти тонну квадроцикл может пройти под лед. Папа мне такой потом: «Да как ты могла? Тра-та-та». Я говорю: «Да я что?» Вызвали тягач, вытащили, все нормально. Он еще на меня обиделся. И потом такой: «Если бы я был за рулем, такого бы не было».

На следующий день я поехала на снегоходе, будучи умной женщиной, а он на квадроцикле. Я ему: «Ну, что? Давай на реку?» Он мне: «Не вопрос». Со второй попытки мы утопили квадроцикл. Потом папа обижался на меня весь Новый год.

Константинова: У меня была елка на катке. Я надела свое самое любимое платье для выступлений — не было программы, но платье было. Какое-то такое белое, с белыми лосинами, в пайетках. К нему был чепчик, в который можно просовывать хвостик. Я мечтала надеть это платье.

Меня всегда возила мама на тренировки, папа — редко. И вот мы с ним едем, болтаем, смеемся, опаздываем. Когда папа меня везет или в он есть в истории, мы всегда опаздываем. Мы приезжаем, и я понимаю, что мы не взяли коньки, чемодан. Папа ржет на всю парковку, я реву. Как «Маша и медведь»: «А наряды-то мои забыли». Я без коньков, без всего, в ботинках иду, а папа мне говорит: «Возьмем прокатные и никто не заметит». Я такая: «Папа, ну нет». Я наотрез отказываюсь, мы идем и едим хачапури. Я со второго этажа смотрю со слезой, как дети резвятся.

Потом ему, видимо, стало стыдно. И он такой говорит: «Идем в прокат». Он запихивает меня в тряпочные коньки. Я выхожу, у меня лезвия даже не стояли на льду, просто на ботинках. Выхожу, начинается конкурс, а я привыкла, что катаюсь неплохо. Это была коммерческая школа, группа здоровья, но я каталась неплохо. И тут я на этих прокатных коньках падаю, не могу эту ледянку везти. Я самая последняя, проигрываю маленьким девочкам. Я стою и рыдаю, не могу выйти из угла. Баба Яга ко мне подъезжает, успокаивает меня. И я вот так показываю на отца и говорю: «Он забыл мои коньки! Понимаете, я на прокатных. Я хорошо катаюсь».

Все так ржали с этой истории. Кошмар просто. Тренеры смотрят на меня, а я еду и через раз падаю. И каждый раз показываю на эти коньки.

Медведева: Мне 4 года. Все костюмы на тот момент шила бабушка, потому что средств у нас не так много было. Не было возможности шить у портних и портных.

В какой-то Новый год бабушка решила, что я буду одуванчиком. Все в принцессы в розовых платьях, снежинки, балерины, елочки на крайняк, а я — одуванчик. Я такая в зеленом бархатном костюме, воротничок типа лепесточа у колючего одуванчика и чепчик из жесткой органзы, из которого сделан одуванчик. У меня под подбородком бантик, я еду самая маленькая и ковыряюсь в носу.

Медведева: В Сочи на гастролях Ильи Авербуха у меня очень сильно заболела спина. До такого состояния, что я не могла встать с кровати. Я уже не знала, что делать, было очень плохо. Мне посоветовали врача. Вызываю такси, приезжаю, а там не клиника, а старая детская поликлиника, только в разы меньше. Окна с железной решеткой, изнутри на них наклеены бумажные снежинки — летом!

Я захожу, говорю, что записалась. Они такие: «Да? Проходите, садитесь, сейчас врач подойдет, но записи нет». Думаю, классно, я только что с вами по телефону разговаривала, а записи нет. Сижу, жду.

Заходит в кабинет маленькая тетка, ей лет за 70, она реально очень маленькая, азиатской внешности. У нее черные волосы, огромный начес, чтобы выше казаться, может быть. Она вбегает со словами: «Ааа, иглы, иглоукалывание, как хорошо, что ты ко мне пришла». Она меня кладет, водит по позвоночнику и говорит: «Спортом вообще не занимаешься, горб у тебя растет». А у меня врожденная травма шеи.

Намечает мне что-то, убеждает, что все отпустит. Она училась в Китае, Корее, работает по авторской методике. Лежу, спину спиртиком обработали. Раз иголочка, два, три. потом она говорит: «Я тебе сейчас сделаю кое-что, нужно будет потерпеть 8 секунд». Проходит какое-то время у меня как начинает жечь, чувствую пахнет паленым. Спрашиваю: «А что вы там делаете?» В ответ: «Ха, прикуривание!» Она сигарету об меня потушила. Я выскакиваю: «Быстро снимайте все».

Она начинает говорить, что я пожалею. Спрашиваю: «Сколько с меня», сказали 10 тысяч, я дала 15 и попросила их закрыться и никого больше не принимать. Я выхожу, включаю камеру, фоткаю сзади спину, а у меня там огромная черная дырка. Сейчас у меня шрам, который не проходит.

Самое интересное, я выбежала, вызвала такси и понимаю, что у меня реально спину отпустило с левой стороны. Я в конфузе, мне надо звонить маме, рассказывать, как все прошло, а я не знаю, что мне сказать: что спина прошла или что у меня теперь шрам на всю жизнь.

Константинова: Я перестала общаться с человеком, который был мне очень дорог. Так получилось, что он решил пообщаться с моей подругой. Я, конечно, немножко расстроилась, но в целом не придала этому особого значения. Но все равно, когда долго общаешься с человеком, есть какая-то привязанность.

Мы с ней разговаривали по телефону, и она мне рассказывает: «Твой бывший друг подписался на меня. Я не буду никак реагировать, не беспокойся». Потом я вижу, что у нее огромный букет цветов. Пишу ей: «Это кто?» Она отвечает: «Прости, это он». Я такая: «Ты понимаешь, что мы больше не друзья?»

Я сижу и начинаю рыдать, не знаю, с чего вдруг. Никого, слава Богу, нет. Я звоню маме, рыдаю. Это близкая подружка, она никогда не давала мне повода. Рыдала полчаса. Написываю ей голосовые: «Как ты могла принять этот букет?! Я бы его выкинула в окно?! Ты мне больше не подруга!»

Она мне час не отвечала и тут пишет: «Стась, ты дура? Я пошутила. Ты с ума сошла? Это букет двухлетней давности». Она старый выставила. Я сижу и мне в моменте становится так стыдно. Я пишу: «Моя хорошая, прости меня, я не должна была так про тебя думать». И она мне пишет: «Как ты могла подумать так про меня?!»

Я приезжаю домой и присылаю ей букет с запиской с извинениями. Потом думаю: «Наверное, она это расценит как стеб». Так и было. Она пишет: «Спасибо, конечно, но не стоило».

Вот такая вот я истеричка. Это было какое-то затмение. Мне так стыдно до сих пор за это.

Медведева: Было весело, когда мы на Мальдивы полетели: «Девочки! А поехали на моря!»

Скопцова: Было очень круто. Помню, я сижу на вечерней тренировке, дети ничего не делают, соревнования закончились, они не замотивированы, я пытаюсь какие-то ошибки говорить, они не слушают, конец тренировки. В перерыве спустилась, сижу на лавке, вытянула ножки, думаю: «Как плохо, как мерзко». И Женя создает группу. У нас всегда, когда какой-то шухер, появляется группа из трех участников, написано «ОТДЫХ». Слушаю голосовое Жени: «Девчонки, есть вариант поехать через полторы недели на Мальдивы, полетели?». У меня рядом Сергей Владимирович — «Что случилось?» Я такая…

Медведева: «Ой, я ветрянку подцепила, через полторы недели буду так сильно болеть».

Скопцова: «Буду сильно болеть, у меня будет температурный загар» (смеются).

Медведева: Когда мы мелкие были, у нас была девочка в группе, которая врала Этери Георгиевне. Родители приходили и говорили: «Все плохо, у нее температура 48, фурункулы во всю спину, обе ноги сломаны, она в больнице, ходить не может, глаза не открывает, вместо еды принимает кока-колу» — такие истории. И все такие: «Господи, может, ее надо навестить?» «Нет-нет, она такая заразная!» Через неделю приезжает — загорелая, просто мулатка.

Скопцова: Говорю Сергею Владимировичу: «Такая ситуация, как поступить? Такое бывает раз в жизни». Он: «Да, езжай. Такое бывает раз в жизни, надо соглашаться».

Медведева: Но в следующем году будет еще один раз в жизни.

Скопцова: Точно? Дорогие друзья, ждите новый контент!

Константинова: У меня тоже тогда были сборы, по девять часов льда может быть в день, я устаю, не накрашена, плохо причесана, сонная — вообще кошмар, как будто реально болею. Сижу в тренерской, ною: «Ребята, мне так тяжело, почему я такая красивая, а так работаю много» (смеется). Я ною, если у меня мало работы и если у меня много работы. Пишет Женя это все, я такая: «Ха!». У нас был перерыв, я поехала в магазин и купила себе розовые босоножки. Приезжаю, меня тренеры спрашивают: «Чего такая радостная, чего это вдруг не ноешь?». Я захожу, закатываю треники, надеваю новые босоножки, чапаю по этой резинке и говорю: «Ну что, мальчики, зацените — на Мальдивы еду, кстати. Вы не отвезли — сама поехала!»

Скопцова: Мне недавно написали под публикацией, хотя уже сколько прошло: «Сразу видно — институтка (в оригинале было другое слово. — Sport24). Хорошие люди на Мальдивы не ездят».

Медведева: А с чего вы взяли, что институтки не могут быть хорошими людьми?

Скопцова: Это какой-то шейм!

Скопцова: Нам повезло, что у нас был чудесный, богоподобный бассейн во дворе. В основном, кажется, мы занимались контентом.

Медведева: Вы занимались контентом.

Константинова: На самом деле было так, что Женя, как взрослая женщина, ходила в зал, на йогу, медитировала, слушала музыку, читала книги.

Скопцова: А мы — как две ее дочки с приветом.

Константинова: Охотились на крабов с душем и снимали видосики (все смеются). <…> Самый кошмар был — летающие лисицы, которые писали сверху.

Скопцова: Мы играли в теннис! История, как на Стасю пописали на корте.

Константинова: Да не писали! Я убежала.

Скопцова: Скажу так, Стася не жертва, она сама хищник. Когда эти лисицы летали над теннисным кортом, Стася брала мяч и пыталась попасть.