Интервью великой фигуристки Слуцкой: Тутберидзе, истерика Трусовой, Загитова на ТВ, муж-депутат, страшная болезнь

Редакция Sport24

Поделиться

Комментарии

Легендарная российская фигуристка Ирина Слуцкая пришла в гости к трехкратной олимпийской чемпионке Алле Шишкиной и дала огромное интервью обо всем, что было, есть и будет в ее жизни и фигурке. А Sport24 все это записал.

— Я очень длительное время хотела реализовать свою задумку, но что-то вечно мне мешало, что-то не складывалось. В прошлом году все пазлики сошлись в одну большую красивую картинку. Начиная с прошлой весны начало рождаться мое прекрасное шоу, которое проехало достаточное количество городов. Мы выступили около 30 раз. И вперед у нас еще есть выступления. И уже есть запрос на следующий год, следующие новогодние праздники.

Я понимаю, что где-то чего-то мне не хватает. Мы обязательно это доработаем. Я не могу позволить себе огромные громоздкие декорации. Это должен быть, и он есть — реквизит, который перевозится в двух-трех чемоданах. Но это не умаляет достоинств шоу. Это красивая авторская музыка, песни, которые у меня весь коллектив поет. Молодой коллектив, на который я ставила. Молодежь, которая является мастерами спорта, кто-то где-то кандидат в мастера спорта, но профессионалы своего дела, победители Универсиад, Спартакиад. Ребята голодные до ледовых представлений. Где-то даже выхожу я и немного катаюсь. Но большую часть переложила на них.

— Елизавета — непредсказуемая дама. Мне, честно, она очень импонирует. Я к ней трепетно отношусь. Я слежу за ее карьерой. Мне, конечно, хочется таких спортсменов побольше. Мы видели ее взлеты, падения, ее борьбу с элементами, новые прыжки, освоение прыжка в четыре оборота в зрелом возрасте для фигурного катания. Ее будет не хватать. Мне хочется, чтобы она покаталась. Конкретно в ее ситуации — сложно, честно. Если бы я была на ее месте, наверное, завершила.

Для нее осталась одна непокоренная вершина — участие в Олимпийских играх. К сожалению, столь профессиональная и талантливая спортсменка ни разу не попала на Олимпиаду. Конечно, ей было бы интересно хотя бы выступить там. Хотя с ее набором элементов, умением преподнести себя — она могла бы бороться за призовые места. А теперь вопрос второй: когда у нас будет следующая Олимпиада? Я не знаю, здесь невозможно что-либо сказать. Хочется, чтобы она была прямо сейчас, но мы здесь не решаем. Мы здесь только подстраиваемся под обстоятельства.

Если мы говорим про Елизавету, мы же не катаемся и не выступаем сезонами. Олимпийский цикл — четыре года. Каждый сезон ты становишься на шаг ближе к Олимпийским играм. Ты должен себя показать, зарекомендовать, судьи должны тебя воспринимать как лидера и ставить. Для того, чтобы тебя воспринимали как лидера, ты должен хотя бы несколько лет до этого показывать, кто ты есть. Либо ты влетаешь ребенком, выигрываешь поперек всем и исчезаешь. Как комета пролетела, остался хвост, пепелище. Либо так. Мне первый вариант больше нравится.

— Я не прям сидела и смотрела от начала и до конца, потому что в этот день мы выступали в Череповце. Краем глаза у меня вся молодежь смотрела, я подсматривала.

Хочу сказать: чем дольше мы не можем выступать на международной арене, чем больше будет соревнований различных форматов, тем больше мы будем поддерживать интерес зрителей к нашему виду спорта. Тем самым мы не будем терять резерв, молодежь, у которой периодически проскакивает: «А зачем мы это делаем?».

Здорово, что есть определенные программы министерства спорта. Поддерживают как финансово, так и всеми мыслимыми и немыслимыми мероприятиями, чтобы сохранить спортивный дух, чтобы спортсмены не теряли навык выступлений. К сожалению, мы сейчас в своей стране, но наша страна является лидером в фигурном катании, особенно в женском. Соревнования проходят при полных трибунах, достаточно ярко, хорошо освещаются, есть призовой фонд. Наверное, это все, что нужно спортсмену для того, чтобы он не расслаблялся и в любой момент был готов выйти на международную арену. Этот момент все равно когда-то произойдет. Мы должны быть к нему готовы.

— В том году меня пресса туда немножечко подталкивала, но я, наверное, как-то трезво смотрю на происходящее. Для меня этап, когда я рвалась, хотела выступать, все же завершился. В 2014 году мы выступали на всем известном тв-проекте, я действительно шла на сложные элементы и в 35-36 лет прыгала ого-го какие тройные, я к этому готовилась. Сейчас, если на чаше весов стоит турнир шоу-программ и все то, что я делаю сейчас — перевес очевиден в сторону того, чем я занимаюсь сейчас.

— Я считаю, что сальто — акробатический трюк, который нужно исполнять на показательных выступлениях или каких-то других развлекательных программах. У нас есть свои элементы, которые должны быть четко исполнены. Не нужно превращать спорт в цирк, базар и во все остальное. Это уместно, когда идет шоу, зрители этого ждут. Это придает шоу свой колорит. Но на соревнованиях все же лучше прыгать прыжки, кататься по правилам и не делать то, что запрещено.

— Техника, по которой работали мы, можно было четыре оборота скрутить. Некоторые крутили. Сейчас техника поменялась. С ней вполне возможно. Раз мальчики крутили и крутят четыре оборота без преротейшна, если они чуть-чуть поменяют технику, почему бы и нет. Мне кажется, это будет очень даже смотрибельно.

— Планку задает лидер. Если лидеры начинают исполнять немножечко другую программу, с другими элементами, исчезает момент риска. Ты видишь, если твой главный соперник не идет на этот прыжок, для чего нужно рисковать, когда можно выиграть с базовой программой?

Кто-то хочет быть новатором, прыгает четверные, удивляет, завоевывает свои медали. Бывают такие ситуации, когда не нужно портить общий вид. Система судейства претерпевает корректировку каждую весну. Ты понимаешь, что на хорошо сделанном тройном прыжке или каскаде из двух тройных прыжков, получив все надбавки, ты можешь получить больше, чем идя на четверной, который у тебя не получится. Иной раз у тебя на чаше весов стоит выбор — сделать меньше оборотов, но качественно, нежели рискнуть и получить минимальный балл.

Нельзя забывать, что фигурное катание — не только набор прыжков, элементов. Это красивые связки, интересная программа, артистичность, владение коньком, интересные вращения, усложнения на заходах, выходе из прыжка. Не у всех получается совместить одно с другим. Уже нет такого, что ты только прыгаешь или катаешься. Есть баланс. Когда юные девчушки выходят, не могут изобразить из себя Тоску умирающую, но видно, что дети занимаются в зале не просто классическим станком. Они танцуют, растягиваются, осваивают разные стили. Они четко понимают, что вот это русское народное, а это Испания или еще что-то. Если в том же темпе они продолжают работать многие годы, это все выливается в сбалансированную душевную программу, наполненную сложными элементами.

— Это щекотливый вопрос. Бывает, что выходят [фигуристки в] 15-16 лет, и ты видишь состоявшуюся девушку. И ты ей, как у Станиславского, веришь. А бывает, что и в 19 лет выходишь, смотришь и понимаешь, что что-то не то. С одной стороны, хочется женского катания. С другой стороны, мы можем не увидеть беззаботного яркого катания. Спортсмена, который не думает: «Мама дорогая, если я сейчас ошибусь, проиграю, будет такой позор, а как же…» Они об этом думают, но не так это воспринимают и осознают как человек, который уже стал достаточно взрослым.

— Думаю, многие девочки проходят через этот период. Здесь важно переждать, сохранить себя, не получить травмы. Мы понимаем: чем больше вес, тем больше нагрузка на колени и спину. При приземлении прыжка твоя масса тела увеличивается в пять раз. Ты понимаешь, если весишь 50 кг, сколько давит на твои ноги и спину, когда ты с высоты приземляешься на лед. Падать, кстати, не больно. Сложнее устоять психологически, потому что из каждого утюга тебе летит: «У тебя попа большая, ты выглядишь ужасно, ты корова, так и так». Нужно переждать. В какой-то момент нужно заставить себя закрыть рот, смотреть и контролировать, что ты поглощаешь.

Наверное, у 90 процентов девчонок есть проблемы с весом. Они у кого-то сохраняются, у кого-то нет. Кто-то по генетике тоненький, стройненький. У всех по-разному. Главное — не сломаться, не довести до расстройства пищевого поведения. Считаю, что должна быть коллективная работа. В первую очередь, родителей со своим ребенком. Не надо, как говорила моя Жанна Федоровна [Громова]: «Чего вы кормите тазиками, тазиками. Не надо тазиками».

В наше время особо никого не было. Ты сам справлялся с тарелкой каши, сейчас огромное количество диетологов, нутрициологов, врачей, анализов, какие-то генетические тесты. Можно пойти и разработать систему под себя.

Хочется есть? Хочется. Дай бог, чтобы не было никаких проблем со здоровьем. Когда на твой пубертат накладываются проблемы со здоровьем, ты принимаешь какие-то препараты, способствующие наборы массы тела, это страшно. Тогда бороться сложнее.

Я призываю девчонок и родителей, что это в определенный момент произойдет, и мама должна ребенка подготовить. Должна быть культура питания. Не то, что схватил бутерброд с белым хлебушком и побежал скорее. Сейчас столько возможностей. Не хочешь готовить — закажи еду. Тебе будут готовые контейнеры каждое утро привозить. Когда ты едешь домой, можешь зайти в любое кафе и съесть котлету на пару.

Куда мы в 80-90-е годы — только в ларек с марсами и сникерсами был и булками. Вот так идешь от метро до катка, и ты слышишь этот запах. Способ бороться только один — закрывать рот. Как говорила Фаина Раневская: «Ешьте голыми и перед зеркалом». Не надо жрать тазиками. Это сложно. Соблазнов много. Ты уже выбираешь — здоровье и спорт или соблазны. Профессиональным спортсменам приходится выбирать.

— Мы возвращаемся к тому, оправдан ли риск. Саша пошла в короткой программе на тройной аксель, который у нее не получился. Если бы она не рисковала, а сделала то, что умеет — тогда бы результат был какой-то другой. Но ее достаточно хорошо поддержали, потому что с падением она могла улететь еще дальше. Поэтому Саша пошла ва-банк в произвольной программе, исполнила все свои четверные прыжки. Это интересно, здорово, но немножко не хватило баланса программы, второй оценки, которая могла бы чуть-чуть поднять наверх. Это спорт. Так бывает.

— Недопустимо это снимать и сливать в сеть. Тот человек, который не прошел этот путь, он не понимает, что это такое. Он никогда не поймет, когда ты остаешься в шаге от победы.

У меня абсолютно другая ситуация была. Я бы их не сравнивала. Эмоциональный накал, наверное, чем-то был похож.

Не по-человечески это все. Мы все ищем этого хайпа, как сейчас модно говорить. Непонятное слово. Какой я молодец, что это слил в соцсеть, я такой крутой, поймал такой момент. Это равносильно тому, когда с похорон снимают. Ребят, есть вещи, которые не надо, это не по-человечески. Когда человеку нехорошо, когда он в состоянии аффекта, зачем вы туда лезете? Лучше подойди, отведи в сторону, спрячь этого человека. Пусть он выплачется, выскажется, пусть из него это выйдет. По-человечески было бы обнять, отвести куда-нибудь, закрыть в комнатке, побыть с ней. И вывести, когда бы она успокоилась.

Мы же знаем, что люди, как коршуны, налетают с телефонами, с камерами. Они готовы тебе это камеру засунуть прямо в лицо. Это же сенсация, его похвалят. Где у нас человеческие качества? Где в тебе человек? Ты будешь человеком, когда отведешь, чтоб не видели.

Она шла к этому 2-3 сезона. Она работала над этими четверными, учила, первооткрыватель. Она все перепрыгала. И тут раз, и нет. Конечно, это эмоции. И вряд ли Олимпиада еще будет в жизни, у нее больше этого не будет. Это был единственный шанс, она его использовала. К сожалению, она ошиблась в первый день. Вот был просчет. Не знаю, какие там были внутри отношения. Может, кто-то говорил, что не надо прыгать этот прыжок, еще что-то. Вот так сложилось, ничего не поделаешь. При этом, считаю, что Аня достойно прошла свой путь в карьере, достойно выиграла свои соревнования.

Тренер [должен был быть этим человеком]. Наверное, потому что у нее несколько спортсменов. Она, может, держит какую-то субординацию. Были другие, которые могли… Я не была там, сложно сказать, что там происходило. Я, как и все, видела видео, которое выключила через 2 секунды. Понимаю, что это сенсация, но это неправильно.

Рядом со мной всегда была Жанна Федоровна. По сей день мы с ней очень тепло общаемся. Рядом со мной всегда был Виктор Иванович Аниканов — врач нашей сборной. Еще на Олимпиаде в 2002 году был Михаил Эрнестович Куснирович, он пытался меня как-то увести. При этом американская пиарщица, которая меня хорошо знала, я в туре много работала, пыталась притащить все камеры и это отснять. Я тоже была не в самом хорошем состоянии. Понятно, что это все выскакивало из меня, но я пыталась контролировать ситуацию. Я видела ее, суетящуюся рядом, которая подыскивала момент — когда, когда. Жанна Федоровна взяла меня, вытерла слезы и пыталась меня увести, еще люди из нашей федерации.

Кто там должен был… Там большой штат, думаю, были люди. Может быть, сложно, когда у тебя несколько спортсменов, ты не успеваешь разорваться на всех. Тяжело. Даже не могу ответить. Кто-то должен был.

— Начну с того, что тренер мягким не бывает. Ты хоть раз видела тренера, который гладит по голове и говорит: «Ну, Аллочка, ну сделай еще один винтик, ну пожалуйста»? Не бывает такого, тренер должен быть требовательным. Спорт — это преодоление, ты преодолеваешь свое «не хочу», «не могу». Если ты хочешь в спорт, ты должен себя сломать. Не получится по-другому. Нетребовательных тренеров не бывает, просто методики у всех разные. Мне очень сложно говорить про Этери Георгиевну, потому что я с ней лично не знакома, не могу обсудить ее методы тренировок по разговору других. Особенно тех, кто в небольшой обиде уходил. Обиженный, задетый человек способен на многое, побежать и раскрыть всю правду. А что ты тренировалась, если тебя там что-то не устраивало? Зачем? Если тебя не устраивает — развернись и уйди.

Я когда-то находилась с Татьяной Анатольевной (Тарасовой) на льду, когда она Ильи Кулика тренировала. Мне посчастливилось увидеть, как это все происходит. Я тренировалась с Жуком и знаю его методики, как мы ползали после тренировки, потому что ноги не держали. Он никогда не был моим основным тренером, но с Жанной Федоровной у нас сложилось такое трио. Я прекрасно знаю, как это происходит. Я — счастливый человек, видела много великих тренеров. Любой тренер знает рычаги, на которые нужно нажать, чтобы спортсмен пошел дальше. Не всегда это приятно и легко. Я не знаю ни одного спортсмена, кто бы не плакал на тренировках, который не швырял бы коньки после тренировки и не кричал «все, хватит». У всех своя методика воспитания, если тебя что-то не устраивает, зачем выливать помои на своего тренера? Не нравится — развернись и уйди. Если ты готов что-то терпеть, значит, ты закрываешь рот и терпишь.

— Она лучше знает своих спортсменов, лучше знает, что сказать. Невозможно обсуждать. Чтобы я хорошо выступила, мне нужно было два фактора: все соперники и довести до состояния истерики перед соревнованиями. А дочь мою вообще нельзя трогать перед соревнованиями. Если я на нее хоть чуть-чуть наезжаю, она в ступоре. Ей нужно сказать, что все получится.

— Меня никто не бил, на меня ругались. У нас раньше чехлы резиновые были, и когда по рукам, по ногам, чтобы выпрямилась — это я не беру. Это нормальная история, не рукоприкладство, не унижение. Никто никогда матом на меня не кричал, поэтому мне очень повезло. Жанна Федоровна могла просто посмотреть на меня, и я все понимала. Она меня знала с детства. У меня потрясающие тренеры, родители, всегда жила в строгости, огромной любви, определенных запретах.

Когда ребенка берут за шкирку и прикладывают головой об лед — это недопустимо. Когда тренер шлепнул по попе или по руке, чтобы он выпрямился — это абсолютно нормально. Если бы кто-то унизил моего ребенка, то был бы серьезный разговор со мной. Спорт заканчивается, а психику лечить очень сложно. Я своему ребенку тоже объясняю, что спорт — это не просто покататься в кайф. Это нудная, ежедневная работа, когда ты себя ломаешь. Делать через усталость, боль, и «не могу». Всегда есть определенная грань, которую переходить нельзя.

— Всегда тему переходов обсуждают так, будто произошла какая-то катастрофа. Переходы были и будут всегда, это нормальное движение. Я думаю, что у Этери Георгиевны есть своя методика воспитания чемпионов. Техника девочек и мальчиков, в принципе, не отличается. Я была удивлена, когда она с парами начала работать, но, как показала жизнь, это тоже приносит результат. Она — молодец, и ничего удивительно нет, каждый спортсмен хочет тренироваться в лучших условиях, у лучших тренеров. Тем более ей такую базу построили, я бы сама хотела там заниматься. О таких условиях мечтает каждый.

— Мне Алена вообще очень нравится. Она одаренная девочка, очень красивая, выглядит эстетично. То, как она решилась пойти в пары — для меня показывает человека с совсем другой стороны. Из одиночного в пары часто уходят, но так не так ярко. Мне они [с Георгием Куницей] нравятся, со временем скатаются. Алена сама по себе сильная и волевая, пока не хватает ощущения пары. Она энергетически сильнее, ее одиночное начало есть. На это должно уйти время, чтобы они скатались, стали единым целым.

— Хочу сказать, что это одно издание перевернуло все, хотя я это обсуждала и даже выкладывала на странице в социальных сетях, восхищалась им. И когда меня в очередной раз об этом спросили, я сказала, что все уже сказала. Это не сенсация, не вижу смысла обсуждать. С Таней (Малининой) я недавно говорила. И когда интервью было совершенно про другое, я сказала, что не вижу смысла говорить об этом.

Слуцкая — о четверном акселе Малинина: «Он американец, я не считаю, что это сейчас достойно нашего обсуждения»

Мы же знаем, что есть определенные издания, которые, если не перевернут, ты им просто не интересен. Берут любое интервью, выцепят любое предложение, вывернут и перевернут, потому что в комментариях сидят обиженные жизнью люди. Чем больше ты «обговнишь» какую-то фразу, тем больше набежит этих коршунов, которым нужно высказаться. Что можно сделать с людьми, у которых в жизни все плохо. Я могу сказать только: «Ребят, любите эту жизнь, сделайте что-нибудь, что вас удовлетворит». А вот этот хейт он был, есть и будет. С этими людьми бесполезно разговаривать. Зачем мне дискуссия с людьми, которые меня не слышат, которых я не знаю.

— Вообще, для меня Олимпиада — это праздник спорта. У меня было три, так здорово там оказаться. Когда все в хорошем настроении, все разноцветные, яркие, гуляют. Это всемирный праздник, и мне так больно, что он превратился… Этого сейчас нет, все перемешалось. Грустно, что наши ребята, которые защищают такую могучую страну Российскую Федерацию, этого лишены. Если есть возможность выступить на Олимпиаде — надо выступать. Мы своих героев знаем в лицо.

— Это провокационный вопрос, я ждала их. В моей спортивной жизни много кто менял гражданство по различным причинам. Кто-то хотел вырваться, потому что понимал, что в своей стране огромная конкуренция, и невозможно. У нас был такой костяк — Слуцкая и Бутырская, третье место иногда менялось. Было много крутых спортсменов, но было невозможно пробиться. Это было всегда, но сейчас на это болезненно реагируем, потому что считаем этих людей предателями.

Марина Анисина поменяла гражданство, хотя была чемпионкой мира за нашу страну. В итоге она выиграла Олимпиаду, и мы в глубине души все равно говорим — это наша девчонка. Другая страна открывает им новые возможности, потому что здесь очень большая конкуренция. Я бы не осуждала таких ребят, честно, но и я уверена, что каждый из них благодарен этой стране. Представляешь, находится спортсмен на пике, в шаге от своей мечты. Это болезненная тема, каждый должен сам решить. Когда все только началось, я тоже думала, как можно поехать без флага страны, под белой тряпкой какой-то. Потом посидела и подумала, мы же их знаем. Будем болеть не за белую тряпку, а за своего спортсмена.

— Если девочкам нравится, то ради Бога. Осуждать я точно не буду. Если им комфортно там, пускай поучатся еще, получат образование — все будет хорошо.

— Может, подскажешь как старший товарищ, наставник…
— Смотри, ты же знаешь, что такое телевидение: ты же не приходишь сам и не говоришь «Я хочу вести вот этот проект». Такого не бывает. Тебе звонят и говорят, мы хотели бы видеть вас в роли ведущей. И ты говоришь: «О, да, это мое, и я туда пойду и буду пробовать» или ты говоришь: «О, нет, спасибо, это не мое». Когда мне говорят: «Давай песню запишем», я говорю: «О, классно, я люблю петь, супер. Я хожу на вокал, мне очень это нравится, но петь песню с вами — я не хочу быть посмешищем для людей». Я могу записать для себя трек, слушать его в машине. Но либо обработать так, чтобы этот голос звучал, как у Нетребко, как минимум.

— Магия телевидения на это способна.
— Если я выхожу и понимаю: «Ребят, что-то нет…» Год, другой… Давайте я дальше пойду, что-то другое попробую. Почему бы и нет, тем более когда есть возможности и куча предложений. Бывает по-другому. Тебе говорят «Давайте вы попробуете», и ты понимаешь, что это та ниша, в которой ты можешь раскрыться, но к этому нужно приложить определенные усилия. И ты начинаешь как заведенный с утра до ночи развивать в себе какое-то начало, которое в тебе есть. Каждый день твой бутон красивый немножко раскрывается, ты доводишь свое мастерство до тех пор, когда бутон уже раскрыт. Ты на этой базе реально хорошо работаешь. Дают возможность попробовать — пробуй, почему бы и нет. Хочешь петь — пой. Хочешь вести — веди. Хочешь в кино, театр — пожалуйста. Все в твоих руках.

— Этери Тутберидзе сейчас будет вести шоу «Большие девочки» на канале Пятница. Как тебе кажется, как такой жесткий и требовательный тренер справится с ролью наставника для девчонок, которым предстоят изменения.
— Мне кажется, у нее похудеют все! У них шансов не будет (смеется).

Из доброй спасительницы Тутберидзе превратилась в жестокого наставника: «Все болит? Вот он — результат лежания»

— Ты сама вела различные ледовые шоу: и с Маратом Башаровым, и с Евгением Плющенко, и с Анастасией Заворотнюк. С кем из них тебе работалось комфортнее всего?
— С Настей и Маратом. Не могу сказать, что нам было некомфортно с Женей, но нам было сложно: мы только приехали с турне. Мало кто понимал, что это вообще за проект, что от нас требуют. Мы два человека, которые никогда не находились перед камерой в роли ведущих, я хоть поучиться в школе телевидения успела. Мы никогда не работали с суфлером через ухо, мы пытались взаимодействовать — нам было очень тяжело. И мне на тот момент сказать «комфортно» или «некомфортно» фактически невозможно. А когда ты себя ощущаешь в кадре, ты четко понимаешь, что от тебя нужно, кто ты, что ты, зачем ты, вот тогда уже можно говорить о комфорте.

С Маратом, наверное, было более комфортно, потому что мы девочка-мальчик, и как-то на подсознательном уровне у нас нет никакого соперничества. С Настей у нас тоже все было хорошо, но мы две девчонки: все равно мы пытались каждая в своей нише быть лучшей. С Маратом мы и после проекта не один раз работали. Скажем так, мы сработанные. Иной раз нам даже не нужно было что-то репетировать. Мы, посмотрев друг на друга, уже понимаем, что следующим шагом мы будем делать.

— Вот эти истории неприятные о жестоком обращении с женщинами у Марата Башарова: ты сама на себе что-то такое ощущала?
— Нет, нас связывали исключительно рабочие отношения.

— Он отличается от положительного героя в кадре и совсем другой в жизни, например?
— Аллочка, я не могу, я не жила с Маратом. Я не могу тебе ответить на этот вопрос. Но Профессионал он с большой буквы. И всегда находили мы компромисс, и всегда это было все интересно, потому что у него это актерское начало очень мощное. Он постоянно что-то придумывал, предлагал. Я только говорила «О, давай так!». Где-то уже я от него чему-то научилась. А какой он в жизни, мне сложно судить, потому что мы больше по работе.

***

— Ты же сейчас тоже работаешь ведущей: тебе нравится, это твое?
— Да. Закончив школу телевидения, я в кадре с 2006 года, когда начались ледовые проекты. У меня каждый год какие-то новые съемки, новые передачи: и ток-шоу, и развлекательные передачи. Мне это очень интересно, потому что я понимаю, что я здесь могу развиваться. Каждая передача — это шаг вперед, развитие для меня самой.

Когда мне предложили вести медицинское ток-шоу, я сказала «Ну ребят, где я и где медицинское шоу». Правильно поставленная задача, шоу шло на ура, я была одна ведущей, у меня было три эксперта, три врача, человек с заболеванием. И я одна между всеми… Просто понимаешь, правильно поставлена задача. Мне говорят: медицинское шоу не говорит о том, что ты обязательно должна быть врачом. Эти было исполнено очень интересно. Но для этого я тоже получала определенное образование, читала книги. Перед тем, как выйти в эфир, я читала историю своего больного, скажем так, подопечного. Я открывала книги и читала про это заболевание, чтобы хотя бы как-то понимать, о чем я буду с людьми говорить. У меня было три героя, и перед передачей я садилась и изучала это заболевание. Я звонила своим врачам знакомым и спрашивала, как правильно. Когда я приходила на съемку, я была готова. Никогда в жизни ни одну съемку я не вела с листа. Получаю сценарий заранее. Когда, бывает, присылают сценарий накануне, я готова полночи просидеть, разобрать каждое слово, которое мне непонятно. Разобрать то, о чем мы будем говорить, почитать интервью своего гостя, какие темы он заостряет, какие темы он обходит стороной, чтобы самой не выглядеть некрасивой перед гостями, ты всегда погружаешься в его историю. Хотя бы три-четыре интервью посмотреть, послушать, почитать про этого человека, понимать, кто перед тобой будет.

И даже в «Ледниковом периоде», когда казалось, я стояла на такой позиции, не очень комфортной, потому что первые годы мы ограничивались вопросами исключительно про то, что происходило на льду. Уже потом я старалась «Давайте вот тут расширим, а давайте оттуда», потому что задать вопрос «Ну че, как вы там покатались?» — это скучно. Конечно, есть свои поставленные задачи. Я очень хорошо со своей коллегой работала, которая у меня «в ухе сидела». Каждый раз перед съемками мы садились: я прописывала пул своих вопросов, она — своих. Она говорит: «Будем ориентироваться по ходу». Ты же слушаешь о чем человек говорит, и из ответов рождаются другие вопросы. Что останется, что отрежут — это уже не моя проблема, но я должна накидать свое. А чтобы накидать свое, я должна знать своего героя, его изучить.

— Как тебе удается совмещать и ведение мероприятий, и ведение передач, и шоу свое ледовое, и школу Ирины Слуцкой, а еще ты мама троих детей и жена, конечно же, вот все эти ипостаси? Что для тебя основополагающее, чтобы все успеть?
— Желание и любовь к тому делу, которым я занимаюсь. Я, слава богу, в таком качестве сейчас, когда могу отказаться и имею возможность отказать. Вот поступает мне какое-то предложение, и я понимаю, что оно мне неинтересно и, что самое главное — неинтересно в производстве и финальном результате. Какие бы там деньги ни были, я не соглашусь на ту работу, которую я не хочу работать. Даже если там большой гонорар, я не знаю, это шоу будет где-то там греметь, но мне неинтересно — я не могу работать, когда мне неинтересно, я отказываюсь от этих историй. Как все совмещать? Во-первых, это четкие графики, помощники — в каждом направлении, которые ты сказала, там есть помощники. В ледовой сказке, наверное, было немножечко все по-другому, так как любое действие должна была согласовать я, потому что в конечном результате это мой продукт: как будет идти видеоконтент, как закончится песня, это знаю, вижу, чувствую только я. Какие-то другие истории ты перекладываешь — покупку билетов, аренду льда можешь переложить на своих помощников.

Дети… У меня есть помощница по дому, она же няня. Но любое свободное время стараюсь проводить с ними. Вчера проводила последние оплаты с бухгалтером, мы сидели весь вечер, а ребенок здесь под рукой прыгает-бегает: в одной рукой у меня игрушки, в другой — телефон, с бухгалтером согласовываем все суммы, кому на счета и как все переводить. Где-то параллелится что-то, но, конечно, это четкие графики и команда. Без команды очень тяжело.

— Старший сын давно не в хоккее. Ну, он правда богом поцелованный в плане физических данных: у него очень короткая мышца, которая очень быстро сокращается, и он очень взрывной. Когда мы выбирали — мальчишку все равно нужно в какой-то спорт, он там дзюдо занимался, еще чем-то — я говорю: «Давай, может, хоккей или футбол или фигурное катание?» Он сказал: «Фигурное катание — для девчонок, а давай в хоккей!» И я его отдала в хоккей в 5 лет. Мне сказали: «Мамочка, а вы куда привели старичка?». Сказали, что уже поздно. Я сказала: «Спокойно». Он очень быстро всех догнал, он очень быстро научился кататься. У него прозвище было Ракета, потому что он невысокий парень, но прям мышца-мышца сплошная. И пока там все высокие круг ехали, мой два пробегал. Но, к сожалению, он абсолютно неигровой: он, может, один сидеть, играть, ему никто не нужен, а тут все же команда. Я его таскала-таскала туда-сюда, школу поменяла, чтобы школа была через дорогу от катка. А он сидит на скамейке запасных и зевает, говорит: «Что я хожу сюда? Сижу и сижу на этом турнире». В один прекрасный момент он пришел ко мне: «На тебе коньки». Я говорю: «Я не поняла…» А он такой: «Это ты хотела, я вообще не хочу кататься, мне это абсолютно неинтересно. Я такая: «Тема, ну как же так?».

Думаю, если бы он в фигурку пошел… Он такой прыгучий. Он занимается просто физкультурой для себя. Летом идет к турнику, там двадцать раз подтянулся, подъем-переворот, собакой как побежит. Я говорю: «Подождите, вы куда?» Он говорит: «Да сейчас вернемся!». Он по физике поцелованный богом, такие дети бывают. Но не спортсмен. Коньки вот он мне дал — ты вот хотела, хочешь, играй с шайбой, с мячом — меня вообще другое привлекает. Ушел в учебу, учит несколько языков, математику. У него совершенно другая история, не в меня.

— Для тебя каждый выход на лед связан с определенным риском, потому что в 2003-м тебе диагностировали васкулит. Как ты при этом продолжаешь кататься и как ты себя чувствуешь сейчас?
— Просто поверила врачу своему и вместе с ним выходила, как-то верила, что все будет хорошо. У меня был и есть очень хороший врач. Тот, который диагностировал мне и лечил меня первое время, с которым мы прошли Олимпийские игры и чемпионаты Европы и мира, его уже, к сожалению, нет в живых. И сейчас меня ведет его ученик, тоже потрясающий врач. Но когда я спросила: «Я смогу вообще в спорт вернуться?», он посмотрел и сказал: «У меня таких, как ты, еще не было. Но если ты хочешь — давай пробовать. Главное — будь у меня под контролем. Я понимаю, что у тебя сейчас все нормализуется, мы в ремиссию болячку загоним, но не забывай, что эта болезнь требует постоянного контроля». И на свой страх и риск, в мыслях о том, что, наверное, у многих бывает такое, со мной ничего не случится, я шла на соревнования, хотя отдавала отчет, что риски есть и риски колоссальные. Шла на лед, со льда прибегала, сдавала анализы, единственное, что мы не могли предположить, что могло произойти на соревнованиях по причине того, что это стресс огромнейший. А стресс плюс физическая нагрузка, все это в таком компоте таком — как это могло повлиять… Но не пробовав, не узнаешь, так что рисковали, шли, уже больше двадцати лет я с болезнью на «ты».

Как говорят, нужно встать на сторону врача, а не на сторону болезни — я встала на сторону врачей, болезнь в ремиссии, постоянно какие-то нововведения, новые лекарства, таблетки, уколы, гормонотерапия, то еще что-то. Было очень страшно, и страшно было от неизвестности, так как на тот момент заболевание было достаточно редкое, и васкулитов очень много различных видов (васкулиты — это общее название). Конкретно моя история, которая ничего хорошего, скажем так, не приносит, но в то же время ее можно контролировать. По прошествии двадцати лет я четко знаю, чувствую, понимаю, когда мне нужно бежать к врачу, я четко знаю, что минимум раз в год я прохожу диспансеризацию, сдаю все свои специфические анализы, чтобы контролировать болячку. Но только методом проб и ошибок, ведь что-то лучше становится, где-то хуже становится, где-то какие-то нежданчики выскакивают. Но здесь вопрос: ты либо что-то делаешь, либо ничего не делаешь, либо живешь полноценной жизнью (хотя бы стараешься жить полноценной жизнью), либо ты лежишь болеешь, а весь мир обвиняешь, какой ты несчастный. Да, вот такой выбор пал на меня, да, к сожалению. Но я хочу жить и стараюсь жить!

Я стараюсь себе ни в чем не отказывать, я прекрасно понимаю, что любой кусок лишний, попавший мне в рот, в запас откладывается, но опять-таки свет клином не сошелся на девочке сорока килограмм, поэтому я где-то позволяю себе чуть больше, где-то беру себя в руки: «Ир, давай, нам нужно привести себя в порядок!» Сложно? Сложно. Обидно? Обидно. Почему я должна там постоянно делать какие-то уколы, таблетки какие-то принимать, когда люди живут так спокойно? Ну вот сверху так меня выбрали — вот я такая избранная. Поэтому я с этим живу, пытаются с болячкой дружить. По-другому не вижу выхода. Ну сяду я, буду жаловаться, как мне плохо, как тяжело, я избрала другой путь. Почему мне не стать примером для таких же, как я? Ведь очень многие люди действительно унывают и пишут мне: «А что же делать, как вы живете, у кого лечитесь? Почему вы постоянно улыбаетесь, почему у вас в жизни все хорошо, а я лежу и подыхаю?» Так не надо лежать подыхать, ну правда — ну посмотри на меня, я с твоим заболеванием, но стараюсь. Понятное дело, мы не можем контролировать этот процесс, но если я могу своим примером показать хотя бы, не знаю, 5-10 людям, что возможно жить, возможно рожать. Мне однажды врач сказал: «Ну, одна родила» Одна… А я смогла стать трижды мамой! Я знаю, сколько врачей меня вело, каждая беременность для меня была кошмар, все вены фиолетовые были, потому что каждую неделю я сдаю анализы, чтобы все было хорошо. Ну можно же потерпеть? Можно. Могу я стать примером для женщин, которые хотят ребенка с таким заболеванием? Могу! И вот от этого я черпаю энергию какую-нибудь жизненную, когда я могу кому-то помочь. Вот были сейчас выступления, ко мне женщина подошла: «У меня болячка такая же, как у вас. Вы, я смотрю на вас, просто заряжаете меня. Если бы не вы, я бы уже давным-давно…» Я пришла к врачу: «Знаете, вы для наших врачей примером стали». Я говорю: «Каким?!» Да потому что человек просто крылышки сложил и сказал: «Ну все, дорога одна — на тот свет». «Ну-ка вот сюда посмотри! Видишь ее?» «Да, красивая». «Читай!» И все, понимаешь, если вот так происходит, для меня это кайф. Какую-то минимальную миссию в жизни я выполнила.

— Ты еще в декабре прошлого года сказала, что в 2022-м оформила инвалидность. Как ты на это решилась и зачем?
— Потому что мне нужно получать лекарства очень дорогостоящие для того, чтобы качественно жить. Моя болезнь вообще прописана в инвалидности, мне инвалидность предлагали получить еще в 2003-м. Ну куда, я молодая тогда, а сейчас мое лечение напрямую зависит от моей и инвалидности и состояние моего здоровья, действительно, требует инвалидизации.

— Сейчас ты выглядишь просто прекрасно.
— На 25?

— На 20. Но во всех интервью тщательно обходишь тему пластических операций.
— Перестань! Какие операции? Я еще молодая. Ничего я себе не делала.

— Ну может, делаешь укольчики красоты?
— Ну вот подпиточку делаем, куда без нее. У меня свой косметолог: она мне то это из Кореи привезет, то еще откуда-то. Она звонит: «Мне препарат пришел. Приезжай». Притом она знает, что при виде иголок я: «Ааа…» Нужно видеть этот концерт каждый раз, когда каждый укол, а я: «Ааа!» Это превращается в театрализованное представление. Поэтому у меня есть косметолог, которая обязательно следит за моим лицом. Ну, а как по-другому? Я не та девочка, которая: «Ой у меня все свое, натуральное». У меня все свое, натуральное, но для того, чтобы лицо выглядело, в него тоже нужно вкладываться.

— Дорого выходит в лицо вкладываться?
— Конечно!

— «Поэтому я работаю на пяти работах», сейчас скажет Ира…
— Почему на пяти? На десяти! Ну представляешь: телевидение, постоянный грим, постоянная сухость — кремы они ведь только сверху, а нужно кожицу изнутри питать, помогать ей. После двадцати запускается процесс, к сожалению, обратного счета. Ты должен себе всегда помогать, ты должен всегда следить в первую очередь для себя самой. Я не делаю это для кого-то, чтобы кто-то сказал: «Ах Ирочка, как хорошо ты выглядишь!» Я хочу утром встать и сказать: «Как приятно смотреть на тебя в зеркало!»

— Как санкции отражаются на семье? Какие есть ограничения в связи с этим?
— Как у всех людей из санкционного списка — никуда не поехать, только в наши дружественные страны и все. А так… Как это еще может на нас влиять? Семью это сохраняет, в семью это никак не входит. Только поездки: закрыт практически весь мир. На Мальдивы, кстати, мы тоже не можем поехать.

— А хотелось бы, судя по тому, что ты говоришь…
— Один раз, кстати, мы были с ним.

— Медовый месяц?
— Можно сказать и так. Ну, я затащила. Я до этого была один раз на Мальдивах, притом была там большой компанией, мы жили на корабле. А очень хотелось на землю. Поэтому, когда у нас выпал момент, я говорю: «Давай съездим, все так говорят, посмотрим». И мы, действительно, на таком хорошем острове были, здорово отдохнули, недолго, но отдохнули. Я не могу сказать, что это прям любовь всей моей жизни, но там хорошо! Можно будет слетать туда, но уже одной, к сожалению.

— Хоккей или футбол?
— Хоккей.

— Кино или театр?
— Театр.

— Загитова или Медведева?
— Медведева.

— Почему?
— А это уже второй вопрос, у тебя это в блице не прописано.

— Ягудин или Плющенко?
— Оба.

— Чемпионат по прыжкам или чемпионат по ледовым шоу?
— А какой бюджет ушел?

— То есть ты будешь выбирать, где бюджет побольше?
— Нет, просто шоу можно поставить совсем дорогое, а можно передвижное. Это разные категории. А по прыжкам это, вообще, классно. Такая шоу-программа! Невозможно это сравнить: там есть свой кайф и здесь есть свой кайф, там есть спортсмены, которых ты сто лет назад на соревнованиях видел и они катаются — легенды — и здесь молодежь, которая творит такие нереальные вещи. Ты сидишь и просто: «Ааа? Такое возможно?» Поэтому и то, и то. Давай дальше!

— День рождения или Новый год?
— Новый год.

— Почему не День рождения?
— Потому что это праздник, когда гуляют все, соседи выходят на улицу, все друг друга поздравляют, все объединяются, такой красивый город, украшен. Чувство праздника не только один день, а начинается за 10 дней, это ощущение «через 10 дней что-то случится, через 9, через 8…» — этот апогей, взрыв праздников. Все гуляют, все роднятся. Не ты один и твои близкие, а веселятся все, присоединяются к тебе. Абсолютно нормально выйти на улицу с термосом, угостить твоих друзей, знакомых и незнакомых. Все идут: «С Наступающим!» «И вас с Наступающим!» Ты человека никогда не увидишь, а он тебе: «С Наступающим, чтобы все было хорошо!» Заходишь в другой магазин и опять: «С Наступающим вас!» И эта атмосфера, мало того, что она длится довольно долго, ты ею весь проникаешь и живешь. А у нас в это время еще сказки. Как это здорово, заканчиваешь, берешь микрофон и поздравляешь, а тебе в ответ: «Ира, ребята, с Новым годом!» Новый год прошел уже, а ты продолжаешь. И тебе говорят: «И вас, давайте, чтоб все было здорово!» Это такие эмоции, именно это запоминается. День рождения — тоже здорово, но это повод самому себе устроить праздник, а здесь все в празднике.

Ждите вечеринки в фигурном катании в ближайших сезонах. Для российских танцев на льду — это приговор

Команда Щербаковой выиграла лучший Кубок Первого канала в истории? Точно — самый масштабный