«Тебе надо жить». Легенды нашей фигурки в годы Войны: голод, обстрелы, ссылка в Казахстан
Память о прошлом составляет наследие народа. В истории нашей страны ключевой страницей прошлого является Великая Отечественная война, которая практически бесповоротно перечеркнула детство целому поколению мальчишек и девчонок. В преддверии Дня Победы вспоминаем о том, как эти годы пережили в будущем великие деятели фигурного катания.
Уже в первые месяцы войны была осуществлена масштабная эвакуация на восток населения из наиболее подверженных угрозе районов СССР. На четвертый день войны, 26 июня 1941-го, на свет в Ленинграде появилась Тамара Братусь (в замужестве Москвина). Почти сразу новорожденная девочка вместе с семьей была эвакуирована на Урал, в Лысьву — к родственникам по материнской линии. Тамара Николаевна признается, что плохо помнит события, пришедшиеся на первые годы жизни, но один случай, описывающий всю трагичность войны, глубоко врезался ей в память. Когда девочке было 3 года, она украла у двоюродной сестры кусок хлеба — весь ее дневной рацион. Конечно, «кража» не была преднамеренной: она нашла кусок случайно, надкусила и уже не могла остановиться, пока не съела полностью. Даже в относительно безопасных районах, разместивших эвакуированных, дела с продовольствием обстояли сложно, дети, не говоря о взрослых, страдали от жуткого недоедания.
Всего за несколько месяцев до нападения гитлеровской Германии на СССР отец будущей вице-чемпионки мира в парном катании поступил в Ленинградскую военно-воздушную академию имени Можайского, но в июне 1941-го отправился на фронт. Николай Братусь прошел всю войну, а в 1945-м продолжил службу — на этот раз в Хабаровске, куда и перевез семью с Урала. Только в 1948-м 7-летняя Тамара вернулась в Ленинград, который стал впоследствии знаковым для нее местом в карьере не только самобытной парницы, но и тренера, воспитавшего не одно поколение чемпионов.
Будущий партнер Москвиной Алексей Мишин тоже родился в 1941-м — за три месяца до начала войны, в Севастополе. Оттуда Мишины (мама, сам Алексей и его сестра) были эвакуированы в Ульяновск, а глава семейства Николай ушел сражаться за Родину. До трех лет мальчик совсем не разговаривал: скорее всего, негативными факторами как раз послужили голод и общий стрессовый фон.
Спустя годы Мишин вспоминал об этом уже с улыбкой: «Когда Эдуард Плинер, известный тренер и крайне остроумный человек, узнал о том, что я поздно начал говорить, он в шутку предположил, что Мишин не говорил так долго, потому что не понимал, на каком языке ему лучше начать это делать. Все это время он наблюдал за военными действиями, и в 1944 году принял решение все же заговорить по-русски». После войны семья в полном составе, включая вернувшегося с фронта отца, переехала в Тбилиси.
Главный тренер сборной России Елена Чайковская (в девичестве Осипова) на момент начала войны тоже была еще совсем крохой. Полуторогодовалая Лена вместе с семьей встретила страшную новость в родной Москве, но осенью во время немецкого наступления на советскую столицу была выслана в Казахстанскую ССР. Да-да, именно выслана, а не эвакуирована. Дело в том, что мать девочки Татьяна Хольман являлась немкой по происхождению, так называемой «фольксдойче», и поэтому их с дочерью отправили, по сути, в ссылку в далекий Чимкент.
Однако, как позже признавалась великий тренер, туда же были эвакуированы 17 заводов и фабрик и множество мирных жителей, так что отношение к «отбывающим ссылку» и эвакуированным было практически идентичным. Семья Осиповых не подвергалась гонениям советской власти и после войны смогла спокойно вернуться в Москву.
Не всем повезло оказаться в эвакуации, вдалеке от активной фазы военных действий. В частности, двойную трагедию тогда пережила Нина Бакушева, партнерша и супруга легендарного тренера Станислава Жука, которая застала это время в Ленинграде. В 1940-м в возрасте 6 лет девочка потеряла мать, накануне войны была удочерена незнакомой женщиной и отныне жила вместе со старшим братом Володей, приемной матерью и родным отцом — до 1942-го, когда тот погиб на фронте.
Вообще, много лет трехкратная вице-чемпионка Европы предпочитала не приоткрывать пугающую страницу своего военного детства, но в 2017-м в интервью «Чемпионату» нарушила молчание:
— Помню громкие сирены, которые раздавались при очередном налете. И помню, как брат хватал меня за руку, и мы бежали в соседний дом, под которым было оборудовано бомбоубежище. Так было почти каждый день, с какими-то перерывами. Не могу сказать точно, сколько времени это продолжалось, но в итоге нас эвакуировали. В памяти отложилось, как детей прямо в окна запихивали, словно вещи, лишь бы они покинули город.
Было очень тяжело. У бабушки (которая приняла эвакуированных Нину и Володю — прим.) вскоре отнялись ноги, она не могла ходить. У нее не было ни скотины, ни птицы — только огород. Вот этим огородом мы и жили. Рядом был лес, и там можно было собрать грибы и ягоды. Прекрасно помню, как собирала корзинки и шла с ними до Углича — 16 километров босиком. Приходила на рынок и продавала эти грибы с ягодами. Лишь бы получить хоть какие-то деньги, на которые можно было купить другие продукты. Страшно мне не было. Люди тогда были другие, никому и в голову не приходило сделать что-то плохое маленькой девчонке.
Известие об окончании войны дошло до нашей деревни по каким-то слухам. Не уверена, что это было 9 мая 1945 года. Все жители бежали на вершину холма — самую высокую часть деревни — и там делились своей радостью.
Военные годы мне не снятся, но я часто вспоминаю, через что пришлось пройти, — и до сих пор мурашки по коже, становится не по себе. Потому и не рассказывала об этом, воспоминания страшные.
Еще одним ребенком блокадного Ленинграда был в будущем двукратный олимпийский чемпион Олег Протопопов, которому летом 1941-го только исполнилось девять лет. Его мама Агния Гротт до войны строила карьеру в балете, но в сложный для всей страны период сменила квалификацию на врачебное дело и работала в госпитале медсестрой.
Обстановка боли, горя и беспомощности, пронзившая все общество, не могла не отразиться на маленьком Олеге. Особенно тяжело пришлось в первую блокадную зиму: температура до -32 градусов, регулярные артобстрелы, уменьшающийся с каждым днем объем пайка, всеобъемлющий голод, изможденные люди. Слова матери «Кушай, Олежек, тебе надо жить» навсегда засели в сердце Протопопова.
Также не покинула Ленинград в годы войны Майя Беленькая. Несмотря на довольно юный возраст (10–14 лет в 1941–1945 гг.), девочка старалась приносить Ленинграду пользу, в том числе тушила «зажигалки» с другими школьниками на чердаках разбомбленных домов, и впоследствии была награждена медалью «За оборону Ленинграда». Как она сама говорила, эта медаль, которая пришла к ней задолго до успехов в спорте, так и осталась самой важной для нее в жизни.
Уже в 1943-м, после прорыва блокады Ленинграда, в будущем выдающаяся фигуристка и тренер возобновила тренировки на катках в Центральном парке культуры и отдыха на Елагином острове и на стадионе «Искра» на Петроградской стороне. Можно сказать, что фигурное катание стало для нее своего рода «спасательным кругом» и позволило эмоционально восстановиться от увиденных ужасов голодной и жестокой жизни в изолированном городе.
Именно детские воспоминания формируют фундамент личности. Так, эти и еще тысячи детей не сломались и не опустили руки, несмотря на пережитое, а, напротив, решились посвятить послевоенную жизнь преодолению собственных возможностей — в данном случае большому спорту. Нам же стоит лишь отдать дань уважения их стойкости и самоотверженности, а главное — не допустить повторения трагедии 20-го века.
