«Вернулась с обеда, а в кабинете прострелено окно — прямо на уровне моей головы». Жаркое интервью Ольги Смородской

Тигран Арутюнян

Поделиться

Комментарии

Ольга Смородская — одна из самых неоднозначных фигур в российском футболе. Шесть лет ее работы в «Локомотиве» были пропитаны хейтом болельщиков, но сама она считает, что руководителя лучше в клубе не было. Автор Sport24 Тигран Арутюнян встретился с Ольгой Юрьевной в Москве и узнал, как протекает ее новая жизнь, в которой футбол есть только по телевизору.

— Ольга Юрьевна, самый простой вопрос — как у вас дела?
— Пока все неплохо. Я уже пережила период, когда вроде как осталась не у дел. Работа в футболе — совсем не сказка, я долгое время жила в очень напряженном графике — матчи каждые выходные, трансферные переговоры, которые длятся ночами, потому что все тянут до последнего. Привыкла быть на ногах круглые сутки. А потом вдруг раз — и всего этого не стало. Резкий переход от чрезмерной занятости до покоя. Было трудно собраться и начать заниматься чем-то новым.

— Насколько затянулась сознательная пауза в работе?
— Месяцев 7 вообще ничего не делала. У меня очень большой рабочий стаж — более 30 лет первым лицом в разных компаниях. Когда после стольких лет наступает тишина — это пугает. Это был период очень тяжелой трансформации. Но потом все устаканилось, и я нашла способ реализовать себя в этой новой жизни.

— И какой же?
— Мои друзья стали обращаться ко мне за помощью, как к финансисту. Я консультировала их в вопросах бизнеса — помогала делать финансовые планы, бизнес-планы, составляла заявки в банки на кредитование их предприятий. Сначала работала только с теми, кого знала лично. Потом меня начали рекомендовать, и я стала помогать всем, кто ко мне обращался. Сейчас по-прежнему консультирую, работаю на фрилансе.

— Футболисты обращались за советом?
— Зачем им ко мне обращаться? Они сами все знают (смеется). Футболисты редко к чему подходят основательно. Они часто верят каким-то жуликам, вкладывают большие деньги в несуществующие предприятия, а потом все теряют. И самое удивительное, что они ни с кем не советуются. Достаточно, чтобы один футболист вложил куда-то деньги и за ним пойдет целая вереница из его коллег. И все вместе потом теряют деньги.

— Почему футболистов часто кидают?
— Они живут в тяжелом графике — переезды, игры, тренировки. Им просто некогда по-настоящему заниматься бизнесом. Поэтому они отдают свои средства на откуп агентам, чтобы они ими распоряжались. А агенты сами весьма нередко ошибаются, обмануть их так же просто, как и самих футболистов.

— А меркантильные жены, которые выкачивают из футболистов деньги — не проблема? Или это стереотип?
— По опыту поняла — если футболист рано женится, то это по любви. Если же игрок женится в более зрелом возрасте, то молодые девушки просто видят в нем богатого жениха. Хотя у многих футболистов счастливые браки. Мне было очень жаль, когда Тарасов расстался с Бузовой — у них была настоящая любовь. Мы часто виделись на наших тусовках, это была очень красивая пара. Оля очень талантливый и трудолюбивый человек, уже тогда очень много работала.

— Вернемся к вам. Многие футболисты, закончившие карьеру, сталкиваются с большими финансовыми проблемами без ежемесячной СМС-ки от клуба. Как было у вас после ухода из «Локомотива»?
— Уровень жизни, конечно, стал другим, но каких-то глобальных потрясений я не испытала. Вообще у футболистов другая проблема. Пока карьера идет, они живут на всем готовом. А когда после завершения окунаются в реальность, оказывается, что они даже не знают, где продается вода. А я всю жизнь все делала сама.

— Бизнес-консультирование — единственный источник дохода?
— Да.

— Если спросят «Во что сейчас лучше вкладываться?» — что посоветуете?
— Я не вижу ничего стабильного в сегодняшнем мире. Та же недвижимость, которую все любят, характерна как большими доходами, так и огромными потерями. Самый наглядный пример — история канадского миллиардера Пола Райхмана. Он построил Лондонский Сити, и 7 лет не мог сдать в аренду ни единого квадратного метра. В итоге он разорился, потерял все свои деньги, которые были отданы под залог банкам. А через год весь Лондонский сити был заселен. Представляете? Не дотянул всего год. Поэтому вкладываться в недвижимость — не панацея. Самое безопасное решение — хранить деньги в банке под проценты. Да, много не заработаешь, но зато и не потеряешь.

— В какой валюте лучше хранить?
— У США самая сильная экономика в мире. Сами представьте — треть мировой экономики приходится на Соединенные Штаты. Поэтому хранить сбережения лучше в долларах. Сама так делаю.

— Ваших сбережений хватит, чтобы не работать до конца жизни?
— Не хватит. Эта сумма — даже не средняя годовая зарплата футболиста. Дело все в том, что сейчас я пенсионер. Когда работала в «Локомотиве», отправляла 2% своей зарплаты в накопительную часть пенсии в Пенсионном фонде Российской Федерации. Так требовала пенсионная реформа, это должны были делать все граждане. За все время на моем счете набралась приличная сумма денег. Но потом реформу свернули, в нашем Пенсионном фонде обнаружилась большая «дыра», которую залатали накопительными добавками к пенсии. Декларировалось, что это деньги временно заморожены, через год-два сбережения вернут гражданам, но … Сейчас об этих обещаниях никто не вспоминает. Тему выплат закрыли.

— Какая в итоге у вас сейчас пенсия?
— 32 тысячи рублей. То есть я, человек, который более 30 лет отработал на руководящих должностях, получаю пенсию почти как обычный пенсионер по старости. Вот такая «справедливость».

— При этом живете на Рублевке, в своем доме.
— Он был построен аж 27 лет назад, когда я была вице-президентом ВТБ. По сегодняшним меркам, он вообще ничего не стоил.

— Это как?
— Там была пустая земля. Мы с друзьями и знакомыми организовали кооператив, начали за свои деньги строить дороги, проводить электричество… Сейчас бы пришлось заплатить в десятки раз больше. Можно сказать, что у нас маленькая деревня — живет всего 16 человек. И участки маленькие по сравнению с теперешними стандартами.

— После ухода из «Локомотива» были хоть раз на стадионе?
— Нет, ни на одном. Психологически тяжело пойти на такой шаг. На стадионе «Локомотива» я себя вообще не представляю, потому что в свое время было потрачено очень много моих сил. Мы фактически перестроили малую спортивную арену, возвели крытый манеж, построили дополнительные футбольные поля, заново сделали дренаж и газон на главной арене… Думаю, что наш газон до сих пор один из лучших в России. Там все полито моей кровью! Сотрудники говорили: «У нас не стадион, а цветущий сад». Мы посадили много цветущих кустов — сирень, жасмин, вейгела. Я точно еще схожу на футбол, но чуть позже.

— Вы часто появляетесь в спортивных СМИ с яркими заголовками. Специальная тактика, чтобы оставаться на слуху?
— Я просто говорю то, что думаю. Мне сейчас не опасно это делать (смеется).

— В 90% ваших комментариев сплошной негатив. Вы кого-нибудь любите в российском футболе?
— Ко всем отношусь очень доброжелательно. Но когда меня спрашивают про дела определенных клубов или людей, как я могу сказать неправду? Я говорю правду — такой, какой ее вижу. Может, ошибаюсь, но, по крайней мере, говорю то, что думаю.

— Из всех людей, на которых вы обрушивали свою критику, выделяется Зарема Салихова. Она, как и вы — женщина из российского футбола. Где же солидарность?
— Она никакая не женщина в футболе. Она была женой президента клуба и в какой-то момент решила, что может открыто выступать с критикой всех и вся в СМИ. Ну пожалуйста, комментируй свой «Спартак» — никаких проблем. Но она же начала обсуждать всех подряд, в том числе и меня. Поэтому у меня была соответствующая реакция.

— Какая у вас мотивация оставаться инфополе российского футбола?
— Мотивации нет — просто мне звонят, а я отвечаю. Иногда задумываюсь: «А стоит ли?» Я однажды спросила у одного корреспондента, почему он звонит именно мне. Ответ был прост: «Ну вы же скажете правду». Люди уже отчаялись ее получить, поэтому звонят мне.

— Сколько в среднем принимаете звонков от журналистов в день?
— Когда день богатый на события — примерно 10-12.

— Вы работали заместителем главы Департамента строительства Москвы, когда мэром был Лужков. Как вам Москва при Собянине?
— Мне не нравится однообразие этой самой плитки. Она ведь везде одинаковая! При этом Собянину нужно отдать должное — при нем построено очень много новых станций метро, различных развязок и хорд. Это улучшило ситуацию в городе. Но что точно плохо — это парковки. Нет мест, где можно запарковаться за адекватные деньги.

— Москва при Лужкове или Москва при Собянине?
— Все-таки при Собянине. У Лужкова было мало денег, не развернешься. Плюс его опасались, как политического конкурента, поэтому многое не давали делать. А Собянина никто не опасается, вот и денег больше дают.

— После работы в мэрии, «Интерросе» и ВТБ, вы попали в спортобщество ЦСКА — на должность заместителя начальника по экономическим вопросам. Как так вышло?
— В моей жизни все происходит неожиданно. Я спокойно работала в ВТБ, на хорошей должности, в уважении — всем была довольна. Но тут определенные люди мне сказали: «Надо бы пойти поработать в ЦСКА». Я не хотела, но отказать им не могла. Вот так я и попала в спорт. Сначала была замом Нино, но через 3 месяца после моего прихода он трагически погиб и меня назначили на его место.

— Как быть главной в сфере, в которой вы даже не разбираетесь?
— Какое-то время ушло на адаптацию, но я быстро освоилась. Когда начала разбираться с финансами, была в ужасе! В офисе ЦСКА был плакат — «Все лучшее детям». Но в реальности никто ничего не делал. Все комплексы были закрыты — где-то протекала крыша, где-то были разбиты окна. Гимнастический зал не функционировал, бассейн работал, но частично. Короче — полная разруха. При этом, деньги на это все выделялись. Куда они девались — понятно. Я поняла, что нужно действовать решительно и совершила в ЦСКА революцию.

— В каком плане?
— Мы привели в порядок старые объекты, построили несколько новых, начали оказывать коммерческие услуги — спортобщество начало самостоятельно зарабатывать. До моего прихода ни одна компания из структуры Минобороны не оказывала коммерческих услуг. Пришлось менять устав, который существовал с 1966-го года. Это был прорыв! А одним из своих главных достижений в ЦСКА я считаю закрытие рынков.

— Объясните.
— Чтобы всем было понятно — когда я пришла в ЦСКА, на всех спортивных объектах были рынки, крупнейшие в Москве. Средний доход одного рынка в год составлял 100 миллионов долларов. И вот их я решила закрыть. И что вы думаете, люди, которые держали эти рынки, не поднялись против меня?

— Поднялись?
— Конечно. Один случай помню, как будто он был вчера. Пошла как-то на обед, а когда вернулась в моем кабинете было прострелено окно — прямо на уровне моей головы. Было совершенно ясно — меня за эти рынки убьют. Я обратилась в Минобороны и к Лужкову, объяснила, что с этими ребятами нужно договариваться. Мы дали им два года и предоставили землю, чтобы они могли перенести свои рынки. Когда Лужков выпустил специальное постановление, эти люди поняли, что процесс необратим и им лучше пойти на договоренности, чем стрелять.

— Про «большой» ЦСКА понятно. А к футбольному вы имели отношение?
— Да. «Большой» ЦСКА владел акциями футбольного клуба, поэтому я участвовала во всех голосованиях по важным вопросам. Нам с Гинером нельзя было ругаться, потому что теоретически я могла заблокировать любое решение. Сначала Евгений Леннорович воспринял меня насторожено, но потом мы очень плотно и плодотворно работали. Я ему помогла с оформлением земли под стадион. Было очень трудно договориться, процесс шел медленно, но в итоге мы получили то, что хотели. Я доверяла Гинеру, потому что он хорошо разбирался в спортивной части. Мы ведь купили многих хороших футболистов, например, Вагнера Лава, когда тому было всего 18 лет. Про него, кстати, есть одна история.

— Какая?
— Первое время в Москве Вагнер жил на базе в Ватутинках. Он жаловался, что зимой в Москве очень темно: «Я не могу жить в такой темноте». Гинер говорил, что ничем не может помочь, но я нашла решение — поставила на базу дополнительные фонари (смеется).

— С какой целью вы приходили в «Локомотив»?
— Сделать современный, элитный, прозрачный футбольный клуб.

— До вас все было не так?

— После Наумова (президент «Локомотива» 2007-2010, прим. Sport24) у клуба были громадные долги, только незаплаченных налогов было 286 миллионов рублей. Когда увидела — была в шоке.

— С остальным все было нормально?
— Конечно, нет. Помимо того, что Наумов слабый менеджер, так он еще и некачественно построил малую спортивную арену. Проекта не было, а строила компания, у которой не было лицензии. Пришлось все переделывать, чтобы 10 тысяч болельщиков однажды не рухнули и не убились. Плюс поле на нашей основной арене сгнило в первый же год после укладки. Когда начали выяснять, почему все так вышло, оказалось, что при Наумове дренажная система была сделала тяп-ляп: трубы не были соединены с колодцами — подогрев, по факту, лежал на поверхности поля, да и то не везде. Короче — беспредел! И это я еще не говорю про крытый манеж.

— А с ним что?
— Манеж был надувным — у детей, которые там занимались, шла кровь носом из-за изменения давления. Увидела это два раза и решила, что его надо немедленно сносить и строить новый. В итоге построили качественный манеж, так еще и один из самых дешевых в России.

— Когда приходили в «Локомотив», понимали, что болельщики могут воспринять в штыки, что на главную должность в клубе назначили нефутбольного человека?
— На этот счет вообще не переживала. Думала, что болельщики в скором времени поймут, что я приношу клубу пользу. Но я ошибалась. Это были не просто болельщики, а агрессивные группировки, которые все 6 лет пытались меня свергнуть.

— Ну вы же понимаете, что дыма без огня не бывает. Вы уволили Семина, который почти для всех был олицетворением «Локомотива».
— Выступления болельщиков против меня начались еще до отставки Семина, гораздо раньше. Когда я пришла, Юрий Палыч тренировал команду как-то не очень успешно. «Локо» был на 10 месте в чемпионате, фанаты были недовольны, делали акции — уходили со стадиона на определенной минуте. Вскоре я выяснила, что фанатским группировкам платили деньги из бюджета клуба — чтобы они поддерживали команду, ездили на выезды. Я платить фанатам не собиралась, и им, конечно, это не понравилось. Их недовольство наложилось на несостоявшийся трансфер Милевского, которого очень хотел Семин, и вот с этого момента все началось.

— Можно подробнее?
— Семин хотел подписать Милевского. Мы созванивались с Суркисом, он определил цену — 12 миллионов евро. Попыталась сбить ее до 10 миллионов, но мне было отказано. Таких денег в бюджете клуба не было, и я поняла, что Милевского в команде не будет. К тому времени я про него много узнала — пьющий, недисциплинированный, нестабильный игрок. Нам такой футболист был не нужен. Если посмотреть вдолгую — Суркис Милевского ведь так никуда и не продал. Но тогдашнее мое решение не устроило Юрия Палыча, и он обратилась к своим болельщикам, которые уже были злы на меня. Тогда на стадионе начали появляться баннеры: «Даешь Милевского! Смородскую вон из клуба!»

— То есть по факту, сорвавшийся трансфер Милевского — ваше первое столкновение с Семиным?
— Да. Второй вопрос, по которому наши мнения разошлись — это продажа Питера Одемвинге. Юрий Палыч предлагал продать его за 200 тысяч евро. Я понимала, что нападающие стоят, как минимум, миллион. В итоге, я напрямую связалась с англичанами, и мы продали Одемвинге где-то за 2 миллиона евро.

— На самом деле, ваша версия развития конфликта с Семиным удивляет. Юрий Палыч рассказывал, что все началось с того, что вы начали вмешиваться в тренерского работу.
— Это не так! Такого никогда не было. Я даже на базе в Баковке при Семине ни разу не была. Команда полностью разъезжалась и только тогда я приезжала — чтобы посмотреть, что на базе нужно исправить и починить.

— Понимаете, что стороны все выглядело так, как будто вы всеми силами пытались выжать Семина из клуба? Взять даже вашу первую пресс-конференцию: на ней вы сказали, что не планируете никого увольнять, но через короткий срок убрали спортивного директора Тищенко, который был человеком Семина и занимался селекцией.
— Селекция — громко сказано. Никакого выбора они не предоставляли. Как было: агенты сами приходили в клуб, говорили, что у них есть такие-то футболисты и всё — их покупали. В штате «Локомотиве» числилось 88 футболистов! Это разве нормально? В заявке всего 25 человек, а на поле 11. «Локомотив» всех покупал, но никого не продавал. Сын Семина тоже был оформлен в клубе.

— Как принималось решение уволить Семина?
— Стоит сказать, что в начале своей работы в клубе я никак не ожидала конфронтации с Юрием Палычем. Но в какой-то момент поняла, что мы не сможем работать вдвоем. В совете директоров это тоже понимали, поэтому поддержали мое решение.

— Не считаете, что допустили ошибку, пойдя в лобовое столкновение с Семиным? Раз уж понимали, что не сработаетесь — можно же было сделать все плавнее, аккуратнее.
— Это было бессмысленно. Я пыталась делать все аккуратно, но болельщики в любом случае были против меня.

— За все время правления в «Локомотиве» хоть раз встречались с фанатами?
— Встречалась с ними, как только меня назначили. Пришло человек 20, мы просидели 5 часов. Я думала увидеть таких же болельщиков, каких видела на ЦСКА. Но это были совершенно другие люди, у которых было другие цели. После этой встречи я перестала на них ориентироваться и ждать от них какой-то позитивной оценки. Мне было достаточно того, что я сама знаю — мое дело правое.

— Правда, что у вас была негласная договоренность с одним из руководителей «Спорт-Экспресса», по которой они вас не могли критиковать?
— Такого никогда не было! Меня все критиковали без остановки, по любому поводу.

— А Уткину приплачивали за позитивное мнение?
— С Васей мы общались еще до того, как я пришла в «Локомотив». Зачем мне было ему платить?

— Просто выглядело странно — он сначала вас ругал, а потом начал хвалить.
— Единственный журналист, который хаял меня всю дорогу — это Игорь Рабинер. Причем делал это очень обидно. Я встречалась с ним два-три раза — хотела наладить общение. Его тексты были полны того, что лежало на поверхности, но не являлось правдой. Он был убежден, что лучше тренера для «Локомотива», чем Юрий Палыч, нет.

— Удалось его переубедить?
- Я пыталась приводить факты. Та же история с Милевским. Спросила у Рабинера: «Ну и кто в итоге был прав?». Смотрю — уходит от ответа. Но в какой-то момент я заметила, что он действительно задумался и понял, что не везде в своих материалах был прав.

— После Семина «Локомотив» возглавил Юрий Красножан. На его первой пресс-конференции, вы вытерли шарфом «Локомотива» разлившуюся на стол воду. Это тоже взбесило болельщиков.
— Это было сделано не специально. Я пью только обычную воду, газированную не люблю. Но тогда в бутылке почему-то оказалась газированная — она расплескалась, как только я ее открыла. Что в таком случае делает человек? Машинально начинает искать, чем бы вытереть лужу. Так вышло, что на мне был шарф «Локомотива». При этом, я вытирала воду не только им, но еще и рукавом своего пиджака. Люди просто искали до чего бы докопаться.

— С этим понятно. А почему выбор пал именно на Красножана?
— Он считался перспективным тренером, мне нравилось, как играл его «Спартак» Нальчик. Но дальше произошло то, что произошло.

— Вы говорите про странный матч с «Анжи», после которого Красножан был отправлен в отставку. Понимаю, что обо всем вы рассказать не сможете, но давайте так — я попытаюсь узнать максимально все, из того, что вы можете озвучить под запись.
— Хорошо.

— Откуда вы узнали, что матч с «Анжи» сдавался? От третьих лиц?
— Нет. Никакие лица бы мне это не рассказали даже под пытками. Это так не работает. Я все поняла сама. Первое, что меня насторожило — состав на ту игру. Он не был основным. Еще были странные замены. Я умею читать игру, на поле все видно.

— То есть вы сделали вывод, что это договорняк только по этим двум факторам?
— Были еще, более весомые. Но о них я говорить не буду. После матча я вызвала Красножана к себе и попросила написать заявление по собственному.

— Он вам признался, что сдавал игру?
— Нет. А я его в этом и не обвиняла. Просто хотела, чтобы он ушел по- мирному. Он отказывался. Но в его контракте был пункт, по которому я имела право отправить его в молодежную команду. Что я и сделала. Ну а потом он сам ушел.

— Совет директоров принял ваше решение?
— Да. Я предоставила им неопровержимые факты. Они со мной согласились.

— В сезоне, который предшествовал этому, «Локомотив» выиграл у «Анжи» оба матча. Было мнение, что Красножан просто закрывал старые долги.
— Я уверена, что это не так. Эта история касалась только Красножана.

— После Красножана команду по ходу сезона принял Жозе Коусейру. «Локомотив» в том смешанном сезоне занял 7 место. Провал?
— Результат неудачный, но назначение Коусейру — не провал. Он был пожарным вариантом, мы изначально подписали контракт до конца сезона. А кого надо было назначить? Адекватных кандидатов просто не было. Попади я снова ту ситуацию, я бы опять назначила Коусейру.

— Окей, а Билич, который был после Коусейру — тоже не провал? При нем «Локомотив» финишировал еще ниже — на девятом месте.
— Назначение Билича было моей победой. Это человек с громадным футбольным именем. Мы встречались с ним в Мюнхене: идти по улице с ним вдвоем было невозможно — каждый второй его останавливал и просил сфотографироваться или дать автограф. Его знала вся Германия. По требованию самого Славена я старалась нигде не светиться — он переживал, что о наших переговорах узнают.

— Билич — самый высокооплачиваемый тренер за все ваше время в «Локомотиве»?
— Да. Мы дали ему контракт на 2,5 миллиона евро в год. Но я понимала, за что плачу — он был мировой звездой. А результат никто и никогда не может гарантировать.

— Почему провалился Билич?
— «Локомотив» был вторым клубом в его тренерской карьере — до этого был только «Хайдук». И я знаю, почему он решился на переезд в Россию.

— Так.
— Он считал наш чемпионат слабым. Планировал с наскока взять чемпионство, что дало бы хороший старт его европейской карьере. Славен не ожидал, что тут будет такая плотная борьба.

— Давайте про трансферы, которые были при вас. Помните самый обидный сорвавшийся?
— Подольски и Мертенс. Мертенса я вообще подписывала дважды. Во второй раз у нас уже был подписан контракт, но мы не успели зарегистрировать трансфер — игроку позвонил Бенитес и позвал в «Наполи». Еще мы очень хотели подписать Коноплянку, когда тот играл в «Днепре». Но за него заломили цену — 15 миллионов евро. Торговаться с клубом и агентом было невозможно. Поэтому мы отказались от этой сделки.

— Теперь про состоявшиеся переходы. Про Ибричича и Сапатера вы много раз рассказывали, поэтому начну с Павлюченко. Огромные ожидания, большая зарплата и 15 голов за три года.
— Подписание Павлюченко — это успех. Рома бился за клуб, в решающих матчах стоял стеной и забивал. У него не было огромной зарплаты, чтобы я жалела о деньгах, потраченных на него. Он еще и человеком оказался хорошим. Так что это трансфер за знаком «плюс».

— А Хенти?
— Вот Хенти — это ошибка. Но я, честно сказать, изначально сомневалась насчет него. Он был 5 или 6 кандидатом на позицию нападающего.

— Какой трансфер был самым успешным, на ваш взгляд?
— Было много хороших сделок. Н’Дойе, Чорлука, Пейчинович, Ниасс, Виталий Денисов, Самедов, Диарра, Буссуфа…

— Если честно, думал, что в список успешных трансферов войдет Ману Фернандеш.
— Ой, нет. Этот футболист всегда плохо играл.

— В смысле? Он, по сути, был лидером чемпионского «Локомотива».
— Когда мы собирались его подписывать, «Бешикташ» хотел за него 11 миллионов евро. При том, что до конца контракта оставалось всего 8 месяцев. Мы просили снизить цену, но турки не соглашались. В итоге мы подписали с Фернандешем предварительный контракт, и он перешел к нам бесплатно, став самым высокооплачиваемым футболистом — дали ему зарплату в районе 3,5 — 4 миллионов евро. Фернандеш был талантливым футболистом, но оказался абсолютно неудобоваримым человеком, неприятный тип. Он хорошо играл в чемпионский сезон, так это потому, что у него в тот год заканчивался контракт — Ману делал все, чтобы его продлили. После 2018-го он разве что-то показал? Нет. И в «Краснодаре» потом тоже провалился. Я удивилась, когда Галицкий его подписал — он прислушивался к моему мнению, а я на каждом углу говорила, что он неадекватный человек.

— Кто был таким же разгильдяем, как и Ману?
— Диарра. Он поругался со всеми тренерами во всех своих командах. У него точно что-то не то с головой. При этом футболист — просто фантастический. Такого движения, как у него, не было ни у кого в нашем чемпионате.

— Вы подписали его из «Анжи» в паре с Буссуфой за 27 миллионов.
— Нет, мы отдали примерно в два раза меньше.

— 15,5 миллионов все равно приличная сумма. Откуда такие деньги?
— Как откуда? Помимо трансферного бюджета, который был изначально заложен, у нас были деньги с наших продаж. Кого я только не продавала. Про Н’Дойе я уже сказала, а еще был Ниасс, которого мы продали «Эвертону» за 18,5 миллионов фунтов! Это был самый крупный трансфер российской Премьер-лиги. Так что деньги у нас были.

— То есть клуб при вас делал покупки только на те деньги, что заработал?
— Это был общий котел: часть денег была чисто наша, часть — от РЖД. Если я собиралась тратить больше, чем у нас было, то покупку обязательно нужно было согласовывать с РЖД и объяснять, за счет чего мы сможем ее покрыть. Меня очень жестко контролировали. В одно время в РЖД вообще хотели, чтобы я согласовывала с ними каждый трансфер. Но это было невозможно: переговоры часто проходили ночью, и никто бы не стал ждать, пока мы утром согласуем этот трансфер. Поэтому от этой идеи, слава богу, отказались.

— За все время в клубе вы смогли выйти в плюс по бюджету?
— Уже на третий год моего руководства мы были в плюсах. А уходя, оставила на балансе клуба более миллиарда рублей — после вычета налогов. Я не украла ни копейки, денег было достаточно и даже больше! Но за два года Геркус умудрился упасть в минус на 2,5 миллиарда, при том, что он пришел в клуб, в котором все процессы были отлажены, как швейцарские часы.

— За ваши 6 лет в клубе, «Локомотив» был по-настоящему близок к чемпионству в лишь раз — в сезоне 2013/14. Тогда титул ушел из рук «Локомотива» в предпоследнем матче чемпионата против «Ростова». (1:2)
— В упущенном чемпионстве целиком и полностью виноват Кучук. Первая и самая главная ошибка, которую он допустил — он разрешил команде смотреть матч «Зенита», который тогда нас преследовал. Этого нельзя делать ни в коем случае!

— Почему?
— Потому что энергия тратится не на свою игру, а на матч двух других команд. Когда узнала, что команда сидит в фойе отеля и смотрит этот матч, меня чуть не хватил удар — я орала на начальника команды, как резаная, требовала немедленно всех разогнать. Но к тому моменту ребята уже видели, как «Зенит» проиграл 0:3 и на матч с «Ростовом» «Локомотив» выходил не бороться, а получать награды. Ну, вот и получили.

— Вы говорили, что на свой второй сезон в клубе Кучук начал терять связь с реальностью. В чем это проявлялось?
— Во всем. Он очень сильно поругался с командой, его ненавидели все игроки. Мне звонили футболисты и прямо говорили: «Мы не поедем на базу и не будем с ним тренироваться». Над бедным Диарра он вообще издевался.

— То есть?

— Человек был мусульманином — не пил, не курил — а Кучук заставлял его рано утром приезжать на замер давления и веса. Ласс в какой-то момент психанул и просто не приехал на летние сборы. Что тоже неправильно, но сам факт. Кучук хотел уйти еще во время предсезонки — после разгрома от «Байера» в товарищеском матче.

— Серьезно?
— Да. Он объявил при всей команде, что уходит. До старта чемпионата оставалось всего две недели, поэтому мне удалось уговорить его остаться. Ну а после поражения от «Аполлона» и вылета из квалификации Лиги Европы его уход был логичен.

— С логикой ухода все понятно. Но почему вы не пускали его на базу, чтобы забрать вещи?
— Шумиха была раздута на ровном месте. Кучука спокойно бы пустили, если бы он подождал. Дело все в том, что охранник там сидел местный. Он не получал от меня никаких указаний. Просто зная про конфликт, он решил сам на всякий случай его не пускать. Я все взяла на себя, но по факту, это было не мое решение.

— Почему после Кучука главным тренером стал Божович? Откровенно слабый ведь специалист.
— После Кучука хотелось простого мира в команде. Я хотела пригласить Карпина, который тогда тренировал «Торпедо» Армавир, но совет директоров заблокировал его кандидатуру — мол, не солидно звать тренера из Второй лиги. Поэтому пришел Божович. Он вывел команду в финал Кубка, но потом сказал: «У ребят погасли глаза, со мной они ничего не выиграют». Мне оставалось ничего, кроме как назначить Черевченко, который был в штабе Миодрага.

— Черевченко как раз и выиграл тот Кубок.
— Да. Можно сказать, что этот Кубок оказался венцом моей карьеры в «Локомотиве». Но даже если бы его не было, у меня бы язык не повернулся сказать, что мои 6 лет в клубе прошли впустую. Из середняка мы превратились в абсолютную угрозу для всех.

— Ваша главная ошибка, которую вы совершили в «Локомотиве»?
— Я не мыслю такими категориями. Когда за что-то берусь, стараюсь делать все по максимуму. На тот момент отработать в «Локомотиве» лучше я не могла. Да, были провалы, но это потому, что все ошибаются. Удачных решений было гораздо больше.

— Почему тогда большинство болельщиков считают период при вас — темным временем для клуба?
— Если честно, мне плевать, почему они так думают. Болельщики читают прессу и складывают свое мнение, опираясь на какие-то сомнительные заголовки. Мне все равно, пусть думают, что хотят. Скажите, кто отработал на посту президента «Локомотива» лучше, чем я?

— Геркус? При нем же взяли чемпионство.
— Геркус пришел на теплое место, и практически весь состав, который стал чемпионом, был мой. Если уж Геркус такой хороший руководитель, почему у него после «Локомотива» нигде не получилось? У меня бы получилось везде.

— Почему вас тогда никуда не звали?
— Можно ответить честно?

— Да.
— Потому что я независима. За моей спиной никто не стоит. Я всегда делаю то, что сама считаю нужным и полезным для дела. А такие люди неудобны.

— Жалели хоть раз, что пришли в «Локомотив»?
— Да сто раз. Особенно когда началась всеобщая травля. Но когда успокаивалась, снова хотела работать в Локо. Я не бросаю дело на полпути.

— Можно немного не о футболе? Вы не раз говорили, что выступали за перестройку. В какой момент поняли, что советский строй — не то, во что надо верить?
— В 83-м году. Я была на закрытой лекции Абела Аганбегяна, где он давал анализ всему происходящему. Он утверждал, что в ближайшее время наступит дефицит такого масштаба, что наша страна просто перестанет существовать. После этой лекции я не спала всю ночь. Понимала — стране нужно меняться.

— И в 85-м как раз пришел Горбачев со своим проектом «перестройки».
— Я всегда относилась и буду относиться к его деятельности положительно. Он дал стране необыкновенный толчок. Да, были ошибки, но он ведь был первопроходцем. Всегда тяжело делать что-то первым. А задним числом все умные.

— Ужасные 90-е — не следствие того, что начал Горбачев?
— Я не считаю 90-е годами краха — это годы бурного развития страны. Было жалко родителей, они потеряли почти все свои деньги — пенсии отца не хватало даже на еду. Но в то же время, я понимала: такие времена нужны, чтобы потенциал страны раскрылся. Так и произошло.

— Окей, а как же развивающаяся преступность в то время? Ее трудно назвать двигателем прогресса.
— Свобода личности подразумевает следование закону. Просто не все это понимали. Постепенно удалось справиться и с преступностью.

— Как вы встретили августовский путч в 91-м, когда свергали Горбачева?
— Я очень испугалась, что все то, за что мы боролись — свобода слова, свобода личности, свобода творчества — будет раздавлено танками. Слава богу, этого не произошло.

— Если говорить спустя время — оно того стоило? Не разочаровались в Ельцине со временем?
— Конечно, Ельцин, как и Горбачев, совершил много ошибок. Но этот глоток свободы, который я получила при них, навсегда останется со мной.

— У вас есть внуки. Какая вы бабушка?
— Мне кажется я замечательная бабушка, самая лучшая на свете. Стараюсь научить своих внуков чему-то интересному, расширить их кругозор. Все мои внуки любят читать, я этим очень горжусь — тут есть и моя заслуга.

— Не планируете писать мемуары?
— Собираюсь. В моей жизни было много всего необыкновенного. Кому расскажешь — не поверят. Поэтому мысли о мемуарах есть.

— У вас осталась мечта в жизни?
— Нет. Но если бы я куда-то еще бы и пошла работать, так это футбол. Там очень велик вызов к личности, мне это нравится.