«Отодрала надпись «Сборная России», это психологическая сепарация». Гимнастка Мамун про скандальный фильм

Анастасия Логинова

Поделиться

Комментарии

В конце мая на канале Вити Кравченко вышло откровенное интервью Маргариты Мамун. Олимпийская чемпионка затронула много важных тем, о которых не принято говорить в российской гимнастике — насилие со стороны тренеров, отношение к нейтральному статусу на Играх и даже домогательства со стороны мужчины-специалиста. Фильм вызвал невероятный резонанс и вышел за пределы спортивных СМИ.

Недавно Маргарита пришла в проект «Маникюр со звездой» и открыто рассказала о причинах, которые заставили ее согласиться на то самое интервью, реакции близких на фильм и шопоголизме. Записали все самое интересное.

«Мне больно слышать заявления про бомжей». Олимпийская чемпионка — откровенно о художественной гимнастике

— Это просто очень долго сидело, наверное, во мне. Сейчас просто освободилась, наконец-то смогла. Плюс попался еще такой человек, который смог помочь мне сказать о том, о чем я сказала.

— Вы хотели это сказать?

— Конечно, да.

— Это сидело в вас раньше или это все-таки продукт переосмысления за 8 лет?

— Это всегда во мне сидело. Про многие темы, конечно, переосмысление. Чем больше ты живешь здоровой, спокойной, семейной, любимой жизнью, тем больше и больше понимаешь, что правильно, что неправильно, что более нормально, что здорово, что нет.

— Почему решили рассказать большой аудитории?

— Меня всегда волновали права человека, права женщин. Меня волновала внутренняя свобода. Я это поняла уже потом, когда закончила. Мне важна свобода своей мысли, свобода самовыражения, свобода в отношениях. То есть я никогда не приемлю какой-то контроль, манипуляции со второй половинкой. Вот мне мой муж раскрыл как раз-таки вот эту свободу. Ты взрослый человек. Ты можешь работать, ты можешь самореализовываться, ты можешь делать это, можешь то. Потому что пример моей семьи был другой: моя мама не работала, она всегда занималась детьми, моя бабушка не работала, она всегда занималась детьми, моя прабабушка никогда не работала. И со стороны мамы, со стороны папы. То есть женщина всегда была дома, хозяйка.

И я понимала, что как-то я не такая, я чувствовала себя более свободной. Может быть, поэтому я начала. Все накопилось, и мне надоело вот это строить — всем спасибо, все хорошие, все здорово, все классно.

— Внутренняя потребность появилась?

— Потребность в справедливости, в правде, в свободе, в важных вещах, в проблемах. После интервью с Витей много кто писал мне в соцсетях, рассказывал о своем опыте. Витя сказал, что это действительно важно, если мы об этом поговорим. Мы поможем большому количеству людей, [покажем], что они не одни.

Тебе не должно быть стыдно. Это твой личный опыт, ты о нем говоришь, не оскорбляя никого другого. Просто рассказываешь, как было с тобой, чтобы люди другие поверили, чтобы они почувствовали внутри себя тоже эту силу, что они не одни.

— Я боялась осуждения. Во-первых, когда ты тренируешься, очень резко воспринимаешь критику, потому что все время посвящаешь этому делу. И потом после спорта все равно я хотела быть для всех хорошей. Ты понимаешь же, что всем мил не будешь. Даже милые и пушистые котята не всем нравятся.

Получила огромное количество обратной связи и это то, почему я очень рада, что все-таки набралась смелости и дала это интервью. Огромное количество положительного. Очень много мужчин, женщин, взрослых и маленьких писали, просто чтобы сказать «спасибо». И это то, о чем мне Витя говорил, что будет легче после. И действительно так. Это классно. Я рада, что хоть кто-то сказал о важных темах, потому что мы мало сейчас говорим в последнее время, многие люди боятся говорить.

Боюсь ли я? Ну, боюсь, понятно. Боюсь именно внутренне, все равно зажимы стоят. Мне было страшно поговорить, к примеру, о Лаврове (тренер-мужчина, который домогался в детстве — прим. Sport24) даже с мужем. Очень мало об этом говорили. С мамой мы никогда не обсуждали эту тему, никогда. Выход интервью, естественно, поверг ее в шок именно с этой стороны.

Когда мы обсуждали с Витей, что будем об этом говорить, он спросил: «Почему ты не говорила никогда об этом ранее?» Ответила: «Мама не знает, я беспокоюсь о ее чувствах». Но понятно, мне кажется, что это все равно отговорка. По факту, мама взрослый человек, ей всего 55 лет, еще молодая.

У меня друзья спрашивали: «Почему ты думаешь обо всех вокруг, кроме себя? Почему ты даже после выхода интервью говоришь — маме позвоню, Амине Василовне позвоню, мужа спрошу. Опять обо всех вокруг, кроме себя самой».

— Ну, сложно, конечно. Она такая: «Рита, я рыдаю. Рита, я рыдаю». Конечно, сложно. Это эмоционально сложно. В целом, отреагировала положительно. Мы на связи: обменивались, кто кому что передал. Передавали слова поддержки друг к другу. Обменивались все — Витя, Амина Василовна, моя мама. В первую очередь, понятно, было важно для меня, потому что наконец-то я вздохнула. Ну да, и с мамой я впервые поговорила. Потребовалось время. По крайней мере, мы запустили механизм разговора, того, как было тогда, ее воспоминания, мои воспоминания, как она воспринимала это, как я это воспринимала. Главная цель была достигнута.

— Я все равно от этого страдаю, учитывая, что большее количество положительных. «А что ж ты раньше молчала?» Это везде встречается. Ну, не сразу человек осознает. Вы знаете, эксперимент есть: собачка сидит в клетке, ее током бьют. И вот она сидит в клетке, а потом ворота этой клетки открываются, она не выходит оттуда. Это и есть установка в голове. Ты не можешь по щелчку взять и переключиться. Ты можешь переключиться, если это происходит в течение нескольких дней, а когда это тянется годами, поколениями… Это же невозможно — резко взять и переключиться.

— Да, это была психологическая сепарация, абсолютно, психологический барьер. Понятно, что если кто-либо когда-либо работал с психологом, ты закрываешь глаза, представляешь, там, себя маленькой, не маленькой. Ты только так можно прорабатывать и работать над своими проблемами.

Акт проработки? Да, конечно. Сепарация от своего прошлого? Абсолютно. Чтобы идти вперед, чтобы мне двигаться дальше. Все. А сказала про отдирание, просто потому что это действительно было так. Я покоцала все свои ногти. Муж сказал: «Ты зачем дурью маешься? Поехали, я тебя отвезу — кислотой все снимут». Нет, я должна сделать это сама! Около двух часов в подземке. Но это было, кстати, хорошо, сотовая связь не ловила, никто не мог достать.

Прощание с прошлой жизнью? Ну как-то так, да. Понятно, что опять скажут: «Отдала бы машину, там еще что-то. Продала бы ее, отдала бы. Вернула бы». Это то, что я получила за свой честный и трудоемкий труд, простите за тавтологию.

Помогло ли отделиться? Да, но понятно, что не только это.

— Я поговорила о разных темах там просто как раз-таки для того, чтобы родители понимали, что в спорте можно, во-первых, без насилия, и чтобы они обратили на это внимание. Есть ли безнасилие? Да, конечно. У меня его не было до определенного времени. Стала я чемпионкой Европы и мира, и все нормально.

Были бы результаты другими без насилия? Сложно говорить, если бы да кабы. Мне кажется, это совместная работа всех. Мои результаты — это работа и моя, и тренеров. Но про родителей — я как раз-таки хотела, чтобы они обратили внимание, были более чуткими к своим детям, больше с ними разговаривали и налаживали эмоциональную доверительную связь. Все равно родитель не может контролировать все, но он может иметь с ребенком такую связь, что ребенок об этом сможет рассказать. Спорт нужен, это безусловно, чтобы ребенку нравилось. Понятно, что весь процесс не может нравиться. Что-то надо преодолевать, что-то может не нравиться, какие-то вещи. Но в целом ребенку должно нравиться. Я не говорю, что мой сын 100% будет заниматься [спортом].

Многие не отличают. Некоторые думают, что ребенка сразу можно отдать в профессиональный спорт, но это не так. Ты просто приводишь в какую-то секцию, ты просто его приводишь в спорт. Профессиональной эта карьера становится уже далеко попозже. В каком возрасте? У всех по-разному. Кто-то попадает в юниорскую сборную, я попала в сборную уже по мастерам, то есть мне было 16 лет, я уже поздно попала. В других видах спорта разный возраст, когда ты попадаешь в сборную.

— Родителям говорили, что у меня сколиоз сильный. Мне не давали на медобследовании допуск. Я говорю: «Мам, ты вообще?» Я бы с такими вводными данными в целом забрала бы ребенка [из спорта].

Кто настаивал на продолжении карьеры? По моим воспоминаниям, родители, потому что они увидели большую перспективу. Я уже была готова закончить, в школе начались предметы посложнее, химия, физика. Все сдавать, ЕГЭ, определяться, куда поступать. Я уже была за то, чтобы заканчивать. Если бы меня тогда забрали, то ничего бы страшного бы не случилось, жизнь бы продолжилась. Ну, по-другому бы сложилась бы жизнь, возможно. А может быть, она была бы лучше.

Человек сам держит свою судьбу? Понятно, что влияет удача, влияет огромное количество внешних факторов. Но стоило мне выступить так же, как, к примеру, на чемпионате Европы предолимпийском — я бы не стала [олимпийской чемпионкой]. Понятно, что это не случайность, а огромная работа — чистое выступление на Олимпийских играх, которое привело меня к первому месту в квалификации и в финале. Но любое дрожание, предмет там — все.

Я могла закончить со спортом очень много раз, и я заканчивала очень много раз. Заканчивала еще до того, как была в сборной. Заканчивала уже как раз-таки со сколиозом, чисто морально. Думала, что уже все. Пугало ли меня? Ну, я была молодой девчонкой, ребенком была. Нет, конечно. Тогда я не гипердумала настолько сильно. Да, я была ответственная, да, я переживала. Понятно, это было страшно, но нет, [не боялась].

Почему мама не обращала внимание на такие столь острые диагнозы? Потому что такой стереотип был. Врачи не одобряют профессиональный спорт. Они всегда говорят: «Заканчивайте». Любая малейшая какая-то травма, они говорят: «Все, три недели ничего не делать». Три недели ничего не делать — это катастрофа для спортсменов. Всегда их слова делили даже не на 50, а больше, и просто прислушивались. Поэтому да, сколиоз как-то вот, видимо, спокойно был воспринят моими родителями, хотя действительно серьезная была история.

— Муж знал просто, какая я открытая. Он за меня побоялся, что я могу сказать. Не ходил ли телохранителем? Он был вообще в командировке, еще и без сети. Поэтому было сложно. И да, снимали с Витей мы долго, несколько дней — разные локации, разные места. Просто у меня были мастер-классы, какие-то съемки, поэтому мы не могли это подряд снимать. Поэтому все это растянулось на большое количество времени переживательного.

Я же сначала отказала, попросила Витю это все свернуть. Потому что он задавал очень открытые и по факту простые вопросы, а я понимала, что давно этого не чувствовала, не видела. Хотя это были обычные простые вопросы любопытного, честного, открытого человека. И этого так давно не было, что я была в таком смятении… Побоялась, что скажу что-то лишнее, не вынесу того, что будет после интервью. Сказала Вите, что мы подумаем.

Поняла, что по телефону я не смогу ему это сообщить — это будет, наверное, нечестно. Я встретилась с ним и сказала. Но мы разговаривали, ходили, гуляли по этим Лужникам еще часа два или три. Он не то что уговорил, нет. Мы просто опять-таки поговорили. Он спросил, чего я боюсь. Сказал, чего он боится. То есть мы просто поговорили. Мы разошлись, он не знал, соглашусь я или нет. Я уехала и сказала, что два-три дня подумаю. В итоге согласилась, потому что поняла, что изначально-то я согласилась, потому что этого все-таки хотела. И понимала, что мне хотелось бы освободиться, чтобы это вытащить изнутри и понимала, что это важно. Просто, видимо, испугалась чуть-чуть.

Я же испугалась не до начала, а после первого дня съемок. Когда у мужа появилась сеть, меня штормило ужасно — просто потому что все равно вместе с этим последовала цепочка и других событий, за которые я переживала. Амина Василовна меня поддерживала. Муж сказал: «Делай, как ты чувствуешь, вообще не обращай внимания ни на кого. Если ты решила делать, значит, делай. Я поддерживаю тебя».

— Не знаю. Я не спрашивала. Я общаюсь только, мне кажется, с Аминой Василовной. У меня есть подруги-гимнастки, но они не в сборной. Они поддержали. Те, кто в сборной… Нет, есть люди, которые поддержали, есть люди, которые не поддержали. Потому что я понимаю, что они сами и есть эта система. Я понимаю, что или они сами не осознают, или просто защищаются.

В фильме с Витей сказала все, что хотела сказать. Все равно я очень была сдержана и все равно много чего не сказала, потому что я боялась реакции. Видимо, надо было все-таки сказать все, что я хотела. С другой стороны, на тот момент это все, что я могла сделать. После выхода фильма все равно я уже была другой, я стала более свободной.

— Мне очень было сложно принять свое тело в беременность, это ужасно. Видимо, еще у меня эти установки в голове оставались, от них никуда не убежишь, а мы в зеркало каждый день смотримся. Когда тренировались каждый день, нас взвешивали и утром, и вечером. И ты потом, когда заканчиваешь, не можешь так просто взять и жить обычную жизнь. Когда в лифт заходила, помню, что очень не любила вообще свой вид.

Хотя сейчас ты понимаешь, что это прекраснейшее время. Во-первых, у тебя там человек живет и развивается. Ты кормишь его, растишь, и это вообще чудесное время. Но в тот момент мне не хватило еще времени и ума осознать это и принять, а еще и радоваться этому.

Все мы люди. Если я не тренировалась несколько месяцев, то я также буду задыхаться по лестнице несколько пролетов. У меня также может появиться целлюлит — он у меня был и есть. У меня по наследству тонкая кожа, вся в растяжках — в папу. И хотя я не сильно набрала, видимо, меня просто разнесло. Живот был небольшой, но растяжки мне все равно остались очень сильные.

Я так расстраивалась! И мне мама говорит: «Рита, у папы же всегда были [растяжки]. Ты что, не помнишь?» И я вспомнила, да. Мажься этим маслом, не мажься — хоть каждый день лежи в этой ванне с маслом от растяжек. То есть я бенгальская тигрица не только по прозвищу, но и в действительности.

Недавно разбирала фотографии 2021 года. Сыну только годик был, мы поехали на море. Помню, когда смотрела эти фотографии, просто не могла на себя смотреть. Говорила: «Какой кошмар. Какая я толстая, некрасивая, надо с этим что-то делать». Сейчас я смотрю на те же фотографии и думаю, что классная была, все в порядке. У тебя на руках еще ребенку меньше года. Почему я к себе тогда цеплялась? То есть одна и та же фотография, но какой разный взгляд.

— Отлично отношусь, но раньше я была бездумным шопоголиком. Раскупала все подряд, ничего не разбирала. В общем, как-то было хаотично. Сейчас я более осознанно к этому отношусь, ничего уже почти не покупаю. В течение последних двух, наверное, лет у меня совершенно поменялся вкус, и я выношу весь свой гардероб. То есть я что-то продаю, что-то отдаю маме и друзьям, а что-то на переработку.

Что поменялось? Внутренние какие-то ощущения. В беременность, под влиянием гормонов у меня почему-то было огромное количество ярких, каких-то вычурных вещей, с какими-то рюшечками. Ладно, это было модно, но я же не все в соцсети выкладываю. Не факт, что я это все носила. Я это покупала. Слава богу, когда была на последнем месяце беременности, уже никуда почти не ходила. И сразу после никуда не выходила, поэтому никто не успел это увидеть. Вещи у меня остались с бирками, я их потом просто отдала, но это было какое-то очень странное влияние. Я обожаю туфли, и у меня было миллион пар разных, всех цветов. Потом произошло переосмысление, я поняла, что мне это не надо.

Придерживаюсь ли бюджета? Да, конечно, я не импульсивный покупатель. Это не про меня вообще. У меня были знакомые, которые могли зайти и резко оформить дорогую покупку. Мне нужно ее долго обдумать. У меня один раз такое было. Я лет 7 назад в первый и единственный раз так сумку купила, но она у меня до сих пор одна из самых любимых. Я все остальные уже отдала-продала, а эта осталась. Бездумные покупки — это был кошмар. Сейчас у меня такого нет, стремлюсь к тому, чтобы вообще к минимуму свести свой гардероб. Чтобы было все самое любимое, самое лаконичное, самое подходящее, качественное, красивое.

Бренды? Не имеют значения. Понятно, что мне важно качество, чтобы это выглядело хорошо. Я не про удобство — главное, чтобы было красиво. Мне будет давить, натирать, но если мне нравится, как это выглядит… Заклею пластырем и все. Комфорт уходит на второй план.

Российская гимнастка выступила в Европе впервые после отстранения. Ей помогла Алина Кабаева

Мать супергимнаста Немова не принимала его жену: «Ночные звонки Лешиной мамы держали в напряжении»

Легендарная Ирина Винер потеряет контроль над художкой? Гимнастика в России станет единой