Ему поклонялся весь СССР, а он заставлял страдать тех, кто сделал его великим. История про легендарного Тарасова
Анатолий Тарасов запомнился бывшим хоккеистам ЦСКА и сборной СССР тонким психологом и гениальным мотиватором. Да, великий тренер отличался нестандартным подходом к тренировочному процессу и мог перегнуть палку в плане нагрузок. Но во многом благодаря специфическим психологическим приемам и изящным выдумкам Анатолия Владимировича игрокам удавалось сохранять высокий уровень мотивации на протяжении долгих месяцев тяжелейших занятий.
Тарасов понимал, что вратари — это особая категория людей в любой команде. Их психология кардинально отличается от образа мышления полевых хоккеистов. Если у защитников и нападающих есть право на ошибку, то голкиперы лишены подобной роскоши. Поэтому к ним у Анатолия Владимировича было особое отношение.
«У Тарасова было заведено — вратарей не ругал никогда вообще! Знал: вратаря дергать — всегда себе дороже выйдет. Идет разбор игры — кто где упустил. Говорю: «Да, Анатолий Владимирович, я тоже не помог…» — «Да ты всегда виноват!» Все, больше вратарская тема не поднимается. Переключается на нападающих: «Почему не отработали? Почему защитник под шайбу не лег?» Тарасов к вратарям относился очень хорошо, потому что понимал: голкипер играет большую роль в команде», — рассказывал страж ворот ЦСКА Николай Толстиков.
Чаще всего Тарасов использовал по отношению к голкиперам пряник, а не кнут. Частенько незадолго до начала тренировки он выходил на лед вместе с вратарями и разминал их. Также Анатолий Владимирович уделял много времени работе над психологией стражей ворот. Тренер мог подолгу смотреть в глаза Третьяку или Толстикову и исходя из этого понять, готовы ли они к предстоящему матчу.
«После тренировки он мог побросать вратарю, посмотреть в глаза. Большое внимание уделял психологии. Он смотрел, если глаза не горят, мог сказать: «Вы не готовы, молодой человек, к игре». Поэтому, зная его характер, всегда все подходили к матчам в полной боевой готовности», — вспоминал Толстиков.
Но иногда доставалось и вратарям. Например, долгое время Тарасов запрещал Третьяку ездить на новеньких «Жигулях» чаще двух раз в неделю. Анатолий Владимирович объяснял это решение тем, что «вратарю бывает полезно потолкаться в метро». Но первый номер ЦСКА и сборной СССР не слушал главного тренера. Владислав продолжал кататься на любимой машине. Только теперь он оставлял ее не около дворца спорта, а у бассейна, располагавшегося за углом. Чтобы Тарасов не заметил.
«Были ли у Тарасова коронные фразы? У меня не столько фразы в памяти, сколько взгляд. Глянет из-под бровей так, что сразу приходишь в чувство. Хотя — была фраза! Точно! Надоело нам, пацанам, сидеть в Архангельском. Рискнули, подошли: «Анатолий Владимирович, разрешите нам съездить подстричься в Москву?» Тот сидел — очки приподнял: «Молодые люди! Завтра вас в игре и подстригут, и побреют! Идите!» Весь разговор. За девять лет я столько наслушался — к каждому матчу что-то новое! Вот, помню, его любимое «кто хорошо тренируется, тот хорошо сыграет». Правило было: даже в сезоне 30 минут атлетизма в зале, потом бежим переодеваться — и на лед. Поэтому у нас все три звена были мощные. Думаете, все команды так работали? Да никто», — дополнял свой рассказ Толстиков.
Анатолий Тарасов всегда славился умением выдумать необычные упражнения. Вратари от фантазии тренра страдали точно так же, как и полевые хоккеисты. Анатолий Владимирович изобрел специальное упражнение для тренировки голкиперов. Пять хоккеистов с шайбами одновременно катятся на вратаря и затем почти синхронно бросают по воротам. Задача голкипера — поймать все пущенные в створ снаряды. Если шайбы оказывались в воротах, то вратарю необходимо было быстро их вытащить оттуда и срочно готовиться к новой атаке — следующая пятерка игроков шла почти сразу же после предыдущей.
«В голову регулярно шайба прилетала. У нас защиты, считай, не было. Сравнивая с нынешней — небо и земля. До сих пор все руки пробиты, изрыты. Самый жуткий бросок был у Фирсова. А второй по силе — у Гусева. Гусев-то если попадет по руке — минут десять неживая», — говорил Толстиков.