Его боготворил весь СССР, уважали на Западе, но вдруг чуть не сделали предателем родины. История о великом Третьяке
Даже незнакомые с хоккеем люди хотя бы раз наверняка слышали о Владиславе Третьяке. Это имя на долгие годы стало синонимом выдающегося спортсмена и уникального хоккейного вратаря. И как любой профессионал, трехкратный олимпийский чемпион всегда стремился к чему-то большему. В СССР Третьяк выиграл все. И не видел мотивации в том, чтобы продолжать раз за разом останавливать соперников в каждом матче. Тогда Владислав начал мечтать об НХЛ. Что было вполне логично. Клубы лучшей лиги мира тоже проявляли внимание к голкиперу, который лишил сборную Канады десятка титулов на Олимпиадах и чемпионатах мира.
«Я — десятикратный чемпион мира. Здесь выиграл все что можно! Начну перечислять — с ума сойдете. Я в 32 старый уже стал, понимаете? Ко мне стучали в дверь: «Владислав Александрович, вставайте». Чтобы тренироваться до седьмого пота, каждое утро идти на зарядку, надо что-то внутри иметь. Мотивацию! Ну какая у меня мотивация? Четыре Олимпиады прошел! На двух знамя нес. Орден Ленина имел в 26 лет. У какого хоккеиста такое было? У Михайлова орден Ленина был в 30. Заводило меня одно — игра в НХЛ. Все! Больше ничего!», — откровенничал Третьяк.
В 1983 году мечта Владислава стала еще ближе. Его выбрали на драфте НХЛ в седьмом раунде под общим 138-м номером. Командой, рискнувшей и потратившей свой выбор на советского голкипера, стал «Монреаль». После этой новости желание трехкратного олимпийского чемпиона отправиться за океан выросло многократно. К тому же «Канадиенс» по системе игры в те годы были очень похожи на ЦСКА. Так что в случае отъезда Третьяку понадобилось бы минимум времени на адаптацию. Однако партийные деятели не могли допустить ситуацию, при которой ведущий вратарь сборной беспрепятственно покинул страну и начал играть за океаном. В таком случае это был бы сигнал всем остальным хоккеистам, что так делать можно.
Общественность с интересом наблюдала за происходящим и гадала — чем же все закончится? Сжалится ли советская власть над великим голкипером и позволит ему исполнить заветную мечту, или поставит перед ним шлагбаум? Разумеется, Третьяку на каждом шагу задавали вопросы о потенциальном отъезде в НХЛ. И один из его ответов чуть не стоил ему свободы. После одной из очередных клубных суперсерий репортеры спросили у Владислава: «Если бы у вас была возможность, то в какой команде НХЛ вы бы хотели играть?». Третьяк ответил вполне предсказуемо — «В «Монреале». Уже на следующий день газеты вышли с огромным заголовком на первой странице: «Третьяк хочет играть в «Монреале». В СССР это было воспринято как дерзкое предательство родины.
«Меня спрашивают: если бы вы играли в НХЛ, то в какой команде? Я сказал — конечно, в «Канадиенс», потому что это ближе к ЦСКА. На следующий день заголовки: «Третьяк будет играть за «Монреаль». А я этого вообще не говорил! После того интервью в Союзе меня хотели сделать невыездным. В Главпуре — главном политическом управлении Минобороны — обсуждался этот вопрос. В Союз приехал, мне рассказывают, что меня уже за границу не хотели выпускать. За меня один генерал-полковник вступился: «Да никуда он не убежит!», — вспоминал скандальную историю сам голкипер.
Вскоре «Канадиенс» вышли на вратаря с предложением. Перед Третьяком положили контракт с зарплатой $1,5 млн в год. В случае его подписания Владислав входил в топ-5 самых высокооплачиваемых игроков НХЛ. Генеральный менеджер «Монреаля» Серж Савар лично приезжал в Советский Союз для проведения переговоров. Однако секретарь ЦК Михаил Суслов был категорически против этого перехода. И чтобы отвадить представителей канадского клуба, он придумал легенду. Согласно которой, отец Третьяка, советский генерал, не одобрял отъезд сына. Хотя на самом деле Третьяк-старший не имел генеральских погон. В «Монреале» поверили в эту историю и больше не беспокоили великого голкипера.
«Предлагали суперконтракт. Кончилось ничем. Большой контракт хотели дать. 50 процентов тогда государство забирало. И все равно не отпустили, а я уже закончил играть в ЦСКА, мне было 32 года», — сожалел Третьяк.
