Этих странных примет всю жизнь боялся Пушкин. И не зря: страшное предсказание цыганки в итоге сбылось
Александр Пушкин, пожалуй, лучшее, что случалось с отечественной литературой. Его произведения мы знаем с ранних лет. А многие из них актуальны до сих пор. Они очень реалистичные в первую очередь благодаря тому, что Пушкин в большинстве своем писал их с реально существующих людей. В том числе и самого себя. Даже образы простого народа были прописаны точно. А все потому, что сам поэт часто в народ ходил. Смотрел на повадки, подслушивал разговоры.
Плюс ко всему, для написания качественных произведений у Пушкина были определенные ритуалы. Например, ежедневно он запирался в своем кабинете и велел, чтобы его никто не тревожил.
Были у Александра Сергеевича и другие привычки. И вообще, он был очень суеверным человеком.
«У Пушкина существовало великое множество всяких примет. Он ни шагу не делал из дома до тех пор, пока, по его мнению, не пройдет определенный срок, за пределами которого зловещая примета теряла силу», — писала Вера Александровна Нащокина, близкая подруга поэта.
Так что же это были за приметы? Во-первых, на его мизинце был очень длинный ноготь. По мнению Пушкина, он оберегал его от несчастий. Также солнце русской поэзии до ужаса боялся просыпанной соли и разлитого масла. По его убеждению, это влекло за собой неприятности.
Еще один странный ритуал — Пушкин никогда не садился за стол, если насчитывал за ним 13 человек. Как вы понимаете, число несчастливое. А три горящие свечи в комнате — предвестник смерти. Поэтому в такие комнаты Александр Сергеевич просто не заходил.
Но, пожалуй, главной фобией Пушкина стали лошади. Дело в том, что в 1823 году, когда поэт жил в Одессе, цыганка предсказала ему раннюю смерть. И настоятельно рекомендовала опасаться лошадей или светловолосого человека на белом коне. Это знание не давало покоя Пушкину до конца его дней. В седло после этого он садился через силу.
К слову, предсказание сбылось. Убийца Пушкина Жорж-Чарльз Дантес — светловолосый мужчина. И ездил он исключительно на белой лошади.
Получается, Пушкин не зря опасался.
