Теперь понятно, чем разврат дворянок России отличался от крестьянского: разница показана в «Евгении Онегине»
Пушкинский роман в стихах «Евгений Онегин» не зря называют энциклопедией русской жизни: в нем иногда впроброс, иногда детально представлены особенности аристократической жизни начала XIX века, бытовые подробности той эпохи и множество других примечательных фактов, которые становятся ценным источником для воссоздания исторической реальности.
Правда, некоторые из них даны Пушкиным лишь полунамеками — ведь для его современников все было понятно и так. Об одном из таких любопытных наблюдений, на которое не обращают внимания большинство читателей в наши дни, мы расскажем сегодня.
В третьей главе влюбившаяся в Онегина Татьяна разговаривает со своей няней. Разумеется, предметом их обсуждений становится юношеская влюбленность:
— И, полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь. —
«Да как же ты венчалась, няня?»
— Так, видно, бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
К моей родне, и наконец
Благословил меня отец.
Я горько плакала со страха,
Мне с плачем косу расплели
Да с пеньем в церковь повели.
В данном отрывке, приведенном нами здесь не полностью, поднимается важная тема, которую в своей работе подробно разбирал филолог и пушкиновед Юрий Лотман:
«Для понимания этических оттенков разговора Татьяны с няней необходимо учитывать принципиальное различие в структуре крестьянской и дворянской женской морали той поры. В дворянском быту «падение» девушки до свадьбы равносильно гибели, а адюльтер замужней дамы — явление практически легализованное; крестьянская этика позволяла относительную свободу поведения девушки до свадьбы, но измену замужней женщины рассматривала как тягчайший грех. Каждая из собеседниц говорит о запретной и «погибельной» любви, понимая ее совершенно различно», — писал исследователь.
Таким образом аристократке было важно сохранить девственность до свадьбы, а уже в браке она получала возможность вести относительно свободную половую жизнь. Вспомним про «Анну Каренину» Льва Толстого — окружающее героиню общество возмущал не сам факт ее сношений с Вронским, а нарочитое пренебрежение Карениной нормами приличий (все-таки открыто демонстрировать адюльтер было не принято).
В крестьянской жизни все было ровно наоборот. Исследователь брачных отношений Загоровский отмечал: «Добрачная потеря невинности не может быть не только поводом к разводу, но даже и предметом укора для девушки». Корни здесь следует искать в ряде архаических ритуалов, во время которых молодых девушек лишали невинности в обрядовой форме.
Вот так, не останавливаясь подробно на отдельном моменте, Пушкин затрагивает целый пласт социо-культурной реальности своей эпохи. И подобных моментов в «Евгении Онегине» много, что позволяет называть некоторым исследователям данный роман «неисчерпаемым» в плане его изучения.
