«Если Тарасова выбрала тебя своим врагом, она сделает все, чтобы тебя уничтожить». Правда великой фигуристки Грищук

Владимир Афанасьев

Поделиться

Комментарии

В истории фигурного катания лишь двум танцевальным дуэтам удалось дважды выиграть личное олимпийское золото — Оксана Грищук/Евгений Платов и Тесса Вертью/Скотт Моир. Но если канадцы катаются вместе с самого детства и до сих пор считают друг друга лучшими друзьями, то история российской пары почти сразу стала обрастать слухами и легендами. Одна из таких легенд основана на воспоминаниях Татьяны Тарасовой, которая работала с дуэтом в конце 90-х.

В книге «Красавица и чудовище» Тарасова рассказывает о Грищук как о гениальной фигуристке, но с очень сложным характером: регулярные истерики, заносчивость и издевательство над партнером — лишь краткий список того, как Оксана (в воспоминаниях Тарасовой) вела себя на льду и за его пределами. Для большинства любителей фигурки такая характеристика Грищук давно является аксиомой, ведь в мире фигурного катания слова Татьяны Анатольевны сомнению подвергаются редко. Однако сама Оксана Грищук с портретом, нарисованным Тарасовой, категорически не согласна. Это интервью — попытка рассказать о том, как все было на самом деле.

— Наше интервью несколько раз переносилось, потому что ваша дочь Скайлер принимала участие в теннисном турнире. Как в итоге сыграла?
— Сыграла не совсем на своем уровне. Ну, как сказать, отыграла, как могла. Для всех этот год был очень трудным. Люди были очень запуганы пандемией, боялись даже из дома выходить, по всему миру вводились локдауны. Мы сейчас живем в Калифорнии, здесь локдаун с середины марта. Поэтому мы были, конечно, лимитированы с тренировками.

Соревнований не было. Только в конце января было объявлено, что в Калифорнии пройдут три профессиональных турнира. Мы, как голодные, но дорвавшиеся до тенниса, решили, что будем играть, как можем. Каждый день вставали в 6 утра, были целыми днями на этих матчах. Конечно, Скайлер очень старалась, но результаты не такие, как хотелось бы.

— Последние несколько лет вы являетесь тренером Скайлер. Как так получилось, что двукратная олимпийская чемпионка по фигурному катанию стала тренером по теннису?
— Это все как-то само собой получилось. Я никогда об этом не думала, у меня была своя небольшая академия по фигурному катанию, я была занята делом. Скайлер отлично училась в школе, много занималась музыкой, теннисом, плаванием — я всегда старалась дать дочери разностороннее образование и предоставляла ей возможность попробовать себя в разных областях. Но когда она начала заниматься больше теннисом, на нее стали обращать внимание. Скайлер очень быстро прогрессировала, ею заинтересовались, хвалили и отмечали ее успехи.

Так как хорошие тренеры стоят дорого, а я могу себе позволить нанимать таких специалистов только несколько раз в неделю (этого совсем недостаточно), мне пришлось самой учиться, понимать. Я присутствовала на каждой тренировке, вникала во все нюансы, читала литературу, смотрела видеоуроки звезд, очень многому научилась. Хотя у меня и до этого был хороший багаж знаний — как-никак спортсменка олимпийского уровня и тренер, пусть и в другом виде спорта.

Мне пришлось самой выходить на корт, накидывать мячи, разрабатывать комплексы упражнений. Я загорелась мечтой так, как когда-то сама загорелась фигурным катанием. Когда мы стали ездить по различным международным турнирам, нужно было постоянно находить, с кем тренироваться, все приходилось организовывать самой. Как-то так получилось, что я превратилась в настоящего главного тренера для своей дочери, организатора поездок, турниров — в общем, всего вместе взятого.

— Как думаете, Скайлер ждет большое теннисное будущее?
— Все возможно, ведь она уже в 12 лет была второй ракеткой США, причем в 16-летней категории. Скайлер подавала очень серьезные надежды, но я не могла не сравнивать ее с собой, ее тренеров с моими тренерами. Что меня тоже подхлестывало полностью включиться в работу, я знала, что ей нужны я и моя помощь. То есть, я не хотела быть ее главным тренером, я просто хотела помогать настоящему тренеру-профессионалу, который будет ее вести.

Я всегда видела и до сих пор вижу: Скайлер — такая хрупкая душа, такая нежная девушка, по своему складу скорее ближе к искусству, чем к спорту. В теннис она играет как художник и шахматист одновременно: у нее очень хорошее чувство мяча, видение корта, eye-hand coordination. У нее много титулов на турнирах ITF, она играла на юниорских турнирах Большого шлема. Я знаю, что с хорошей командой, если бы у нас была такая возможность и были бы спонсоры, она могла бы легко войти в топ-20 рейтинга WTA.

— Вы говорили, что хотите сделать Скайлер российское гражданство. Как сейчас с этим обстоят дела?
— Да, очень хочу. Не знаю, насколько это будет легко или сложно, но буду пытаться. Она говорит по-русски, читает, пишет. Я люблю свою родину, воспитывала дочку в любви и уважении к своим корням. Очень горжусь, что Скайлер может говорить по-русски, это очень важно.

— Получив российское гражданство, на теннисных кортах Скайлер все равно будет представлять США?
— Она не обязана выступать за США. Грубо говоря, она не обязана США ничем, в ее занятиях государство никак финансово не помогало. Поэтому у нее есть право выбора. И если вдруг у нас сложится ситуация, что появится спонсор и скажет: «Я очень хочу помочь такой прекрасной, талантливой девушке в ее теннисной карьере», а его условием будет, чтобы она выступала под флагом России, я думаю, что Скайлер с большим удовольствием это сделает.

— Как состоялось ваше знакомство с Евгением Платовым?
— С Женей мы познакомились в группе Натальи Дубовой, в которую я перешла от Натальи Линичук. Наталья Владимировна тренировала меня с 12 лет, я ей очень благодарна. Можно сказать, она меня вырастила: под ее руководством я стала двукратным призером чемпионатов мира среди юниоров (золото и серебро), а позже — неоднократной чемпионкой мира и Европы, олимпийской чемпионкой.

С Женей мы знали друг друга еще с юниорских турниров, когда выступали с другими партнерами. Но «официальное» представление состоялось, когда я решила перейти в группу Натальи Дубовой. Естественно, я уже знала, что иду туда знакомиться и начинать работать с Евгением. Это было летом 1989-го.

— Как складывались ваши рабочие отношения, общение?
— Очень хорошо. Мне кажется, мы с Женей были самой идеальной парой из всех, кого я видела.

Я немножко стеснительная, закрытая, а пришла в группу, где в то время тренировались прославленные чемпионы: Марина Климова с Сергеем Пономаренко, Майя Усова с Александром Жулиным, тренер Наталья Дубова — эти имена гремели на весь мир. Быть в окружении таких великих людей… Я все глотала, впитывала всю самую лучшую информацию, пыталась у всех чему-то научиться.

На тот момент я уже была победителем и призером чемпионатов мира среди юниоров, но у меня было очень большое уважение к Жене и вообще ко всем людям в группе, я смотрела на них снизу вверх. Молча работала, приходила и тренировалась день и ночь. Потому что с Женей мы встали в пару и начали сезон поздно, я чувствовала, что нам нужно много наверстывать, догонять, чтобы успеть подготовиться к соревнованиям. А еще нужно было привыкнуть друг к другу.

Тренировались как сумасшедшие, наверное, месяца четыре, с катка в Сокольниках практически не вылезали. Таким было наше знакомство.

— Под руководством Натальи Дубовой вы впервые в карьере выиграли медали ЧЕ и ЧМ. Почему вы решили уйти к Наталье Линичук?
— У нас с Женей были очень большие амбиции, мы чувствовали, что мы можем достичь вершин. Конечно, нам очень повезло, мы тренировались в очень сильной группе. Марина с Сережей, Майя с Сашей — атмосфера была очень соревновательная. Мы у них учились, и не только учились — все время хотели сделать элементы лучше, чем они.

Пришел такой момент, когда не только мы, но и другая пара стала чувствовать, что мы серьезно наступаем им на пятки. А если вы тренируетесь у одного тренера, тебе очень трудно перепрыгнуть впереди стоящую пару, вы должны, как говорят в танцах, отстоять очередь. И у Жени появилась идея уйти от Дубовой. Это именно его идея, у меня даже мыслей таких не было, потому что на тот момент у меня была романтическая история с Сашей Жулиным — я впервые в жизни влюбилась до потери сознания. Мне совсем не хотелось уходить из этой группы, хотелось быть все время рядом с ним.

А у Жени появилась такая идея, он чувствовал, что как партнер он лучше, чем Саша, что он может его обыгрывать. Вы же помните: Женя такой галантный, элегантный. Длинные ноги, длинные руки, такой интеллигентный, яркий. Ничем не занижаю Сашины таланты, он со всех сторон гений — как хореограф и как спортсмен. Но Женя при своих амбициях почувствовал, что готов быть лидером, что он не собирается сидеть здесь и дышать кому-то в спину.

Он стал мне настойчиво предлагать перейти к другому тренеру. Но в последний момент смалодушничал и сказал Дубовой, что это якобы я хочу от нее уходить. Наталья Ильинична очень на меня разозлилась, сделала такие вещи, вспоминая которые, меня до сих пор трясет. Она решила потихоньку избавиться от меня, причиной выбрала мой роман с женатым Сашей Жулиным. И предложила Жене остаться у нее и встать в пару с Татьяной Навкой.

Ситуация складывалась таким образом, что мне просто не оставалось ничего другого, как уйти из группы. Где-то писали, что меня выгнали, но никто меня не выгонял, я сама ушла. Я просто физически и эмоционально не могла остаться.

Женя поддался на уговоры Дубовой и встал в пару с Навкой, а я осталась без партнера. Какое-то время вообще не каталась, не знала, что делать и как жить. А тут еще Саша, которого я безумно любила, попросил меня в качестве доказательства моей любви к нему бросить фигурное катание… Я даже не могу вам сказать, откуда у меня тогда нашлись силы выжить и взять себя в руки. Наверное, спасла любовь к фигурному катанию. Я позвонила своему любимому тренеру Наталье Линичук, которая меня никогда не предавала, и встала в пару с Петей Чернышевым. Но несмотря на то, что Петя — гениальный партнер, я чувствовала, что с ним у нас не будет результата, к которому я шла всю свою небольшую на тот момент жизнь. И перестала тренироваться.

Группа Дубовой уехала в Америку, я была в Москве одна, в депрессии, набирала вес. В зеркало без слез не могла на себя смотреть, превратилась в круглую плюшку. И вдруг звонит Женя и говорит, что решил вернуться. «Кто не рискует, тот не пьет шампанское», — никогда не забуду его фразу. Я говорю: «Что?» Он: «Ты знаешь, Оксан, я не хочу с Навкой кататься, я чувствую, что только с тобой я смогу выиграть Олимпиаду».

Вот так все и получилось — он вернулся в Москву, мы возобновили наши тренировки у Линичук. И через полтора года выиграли свое первое олимпийское золото.

— Говорят, что выиграть Олимпиаду-1994 вам удалось и за счет того, что вы хотели Жулину отомстить. Сколько в этом правды?
— В моем сердце никогда не было места для мести. Саша — моя первая настоящая, наивная, нежная любовь. Я ведь почти на 10 лет его младше, мне было всего 19 лет… Так ему верила, боготворила его. Но в результате — разбитое на осколки сердце и израненная душа, шрамы остались на всю жизнь. Я очень долго страдала, море слез пролила. Да, конечно, у меня была мотивация доказать ему, что я самая лучшая, чтобы он увидел, кого потерял. Наивная, почти детская мотивация. Он же меня упрашивал, чтобы я бросила фигурное катание в доказательство того, что я его люблю. Он мне сказал: «Бросай, сиди дома, беременей, рожай детей. Только никому не рассказывай, это будет наш с тобой секрет. Потерпи, моя любимая, а я пока тренируюсь в Америке полтора года, выиграю Олимпиаду, и потом мы всему миру объявим, что мы с тобой женатая пара». Я поверила и бросила…

А на самом деле, когда он мне это сказал и уехал в Америку, он закрутил роман с Навкой. Мне настолько все это было больно и обидно… Когда в три утра мне позвонила Майя Усова и сообщила о романе Саши с Таней, я думала, что умру. Потом стали писать, что это якобы я такая хитрая и ушлая, специально влюбила в себя несчастного Жулина, чтобы выиграть Олимпиаду. Взрослые и опытные интриганы, волки и волчицы фигурного катания везде представляли меня хитрой стервой. Ничего, что Жулин, который почти на 10 лет меня старше, на тот момент уже был со шлейфом многочисленных романов? Наверное, это тоже стало для меня какой-то мотивацией. Сейчас понимаю, что бог меня уберег. Ничего у нечистоплотных соперников не получилось.

Но, наверное, самой главной моей мотивацией было порадовать маму — она вырастила меня одна, без мужа, работала, не покладая рук, отдавала последние силы и заработанные деньги, чтобы меня вытянуть. Всегда, когда мне было тяжело, я думала про маму.

Сейчас я могу вам сказать: мне пришлось очень многое пережить на пути к победам и славе. Очень нелегкая была жизнь, очень трудно было карабкаться на вершину этой недосягаемой скалы. Но чем ближе становилась вершина, тем сильнее росло стремление к победе. Когда оглядываешься назад, видишь, какой путь уже пройден и понимаешь, что у тебя есть возможность довести до конца, ты изо всех сил дожимаешь и достигаешь цели.

— Правда, что Платов хотел уйти после Игр в Лиллехаммере?
— Правда. Когда мы встали в пару, у Жени уже были серьезные проблемы с коленями. Я всегда старалась больше тренироваться, чтобы его колени поберечь. Считала, что мне нужно быть сильнее, чтобы если у него вдруг неожиданная боль, он мог где-то на меня облокотиться. Мне этого никто не говорил, я сама так считала, что мне нужно быть сильнее, техничнее.

В 1993-м, если я не ошибаюсь, у него была очень серьезная операция на колене. Когда он был на операции и восстановлении, я каждый день по 5-6 часов сама вкалывала, тренировалась. Каждый день ходила к нему в больницу, носила домашнюю еду, фрукты. Скажу честно: никто не давал гарантий, что он сможет восстановиться, очень многие меня уговаривали, чтобы я взяла себе другого партнера. Но я в него верила! Никого не хотела слушать, говорила: «Нет, я буду одна тренироваться, буду настолько сильной, настолько техничной, что смогу Жене помочь, вытянуть его». Я ходила, как его вторая половинка, как сестра, навещала, вдохновляла, говорила: «Давай-давай, все будет хорошо, ты вылечишься, операция прошла хорошо, теперь ты восстановишься». И после того, как он восстановился, мы смогли хорошо отработать сезон.

Если вернуться к вашему вопросу: много лет мы проходили через эти боли в коленях. И после Олимпиады-1994 Женя сказал, что больше не может. Это же не только физическая боль, это еще очень серьезная эмоциональная и психологическая нагрузка.

— Как вам удалось уговорить Платова остаться?
— Наверное, потому что я всегда была с ним честна, относилась к нему по-доброму и по-хорошему, что бы там ни писали злые и ангажированные завистниками журналисты. Я всегда находила добрые слова, всегда вдохновляла его. Помимо этого, он видел, что я сама рвусь, тренируюсь, что я сама сильная и могу его где-то поддержать. Он мне доверился. Точнее, мы доверились друг другу.

— Как, невзирая на травму партнера и пропуск почти целого сезона, вы смогли выиграть ЧМ-1995?
— У нас программы-то были готовы, просто они были не отработаны. Мы то катались, то не катались, то нога болела, то становилось лучше. И в те моменты, когда было лучше и когда «давай все-таки в этом сезоне мы где-то выступим», мы находили время, отрабатывали программы и готовились к чемпионату мира. Мы уже были на таком уровне, что это было возможно.

ЧМ-1995 — единственное наше выступление в том сезоне. К счастью, оно получилось удачным, мы только одну поддержку пропустили. Может, этого никто не заметил, но мы-то знаем. В середине программы из-за острой боли в колене Женя не смог меня поднять. Просто мы так это хорошо обыграли, что вроде там ничего и не должно было быть — так красиво все сделали.

— После золота ЧМ-1995 ваш дуэт провел просто выдающийся сезон, победив на всех своих стартах. Но после него вы решили уйти к Татьяне Тарасовой. Почему?
— Произошло то же самое, что у Этери Тутберидзе случилось с Загитовой и Медведевой: две красавицы, два талантища, но всем хочется первого места. Где-то начинаешь немножко ревновать тренера. Если взглянуть со стороны, подумаешь, что глупенькие какие-то. А когда ты сам в этой ситуации находишься, тебе уже так не кажется, для тебя каждый момент — важный: как тебе тренер сказал, сколько раз посмотрел, как и что он предложил. Это очень чувствительный момент.

У нас такой момент случился с Анжеликой Крыловой и Олегом Овсянниковым. Мы с Женей на тот момент были уже такими солидными чемпионами и, конечно, никому свое место под солнцем уступать не хотели. Но у Жени болели колени, где-то мы пропускали тренировки, нервничали, ссорились. Линичук я не могу осуждать, мы уже принесли ей, как тренеру, олимпийское золото, она могла захотеть привести к победе на Олимпиаде другую пару, показать, что «у меня и другая пара может быть первой». И нам показалось, что она хочет делать ставку на Анжелику с Олегом.

Мы стали с Женей думать, как быть и что делать. Пришло осознание, что надо что-то менять. Была мысль — Елена Анатольевна Чайковская — выдающийся тренер, интеллигентная женщина и душевный, добрый человек. Но мы знали, что она давно не тренировала танцоров высокого уровня, а правила меняются. Нам нельзя было рисковать. Женя говорит: «Ну, а к кому еще? К Дубовой же обратно не пойдем, больше не к кому». Тарасова, вроде, тоже давно никого не тренировала.

Мы не знаем, что делать, куда идти. Потом Женя говорит: «Может, все-таки Тарасова?» Я очень долго сомневалась, но все же послушалась Женю: «Если ты чувствуешь, что так будет хорошо, давай так и сделаем».

— Как бы вы описали ваше сотрудничество с Татьяной Анатольевной?
— Я бы описала именно как «сотрудничество», вы правильное слово подобрали. Мы пришли к ней готовыми чемпионами, с готовыми программами. Где-то кто-то писал, что она нам поставила великолепную программу — она нам ни одной программы не поставила, хочу это подчеркнуть. Все программы мы или сами ставили, или нанимали хореографа.

Мы пришли к ней с танго и с арабской программой. Арабская программа: я предложила музыку, мы взяли несколько уроков у аутентичного арабского хореографа, нам показали несколько национальных движений — все, остальное мы сами с Женей ставили. Танго: на тот момент мы еще у Линичук тренировались, она пригласила профессиональных танцоров из Аргентины, которых мы оплатили.

И вот, с этими двумя готовыми танцами мы начали наше сотрудничество с Татьяной Анатольевной. Тарасова, конечно, была в полном восторге, она всегда кричала, восторгалась и говорила: «Ой, как здорово, как прекрасно, красота». Честно говоря, для меня это было настолько непривычно. Все мои прошлые тренеры хвалили, но всегда видели, что я могу сделать лучше. И когда мы пришли к Татьяне Анатольевне, для меня это было шоком, потому что она нас практически ничему не учила, не говорила, как можно сделать лучше. Я всегда знала, что мне нельзя останавливаться, нужно продолжать улучшать свою технику, артистизм, искать новые идеи для постановки программ, экспериментировать с костюмами. А с Татьяной Анатольевной у нас случился поворот в совершенно другую сторону.

Насколько я помню это сотрудничество — она больше нас хвалила, восторгалась. Если у нас что-то не получалось, она стонала и постоянно курила. Каждый день на катке стояло облако дыма, мы с Женей просто задыхались. Порой Женя не выдерживал и говорил: «Татьяна Анатольевна, хватит курить нам в лицо, мы же и так в одышке от прокатов, а нам еще вашим никотином дышать». Я чувствовала, что мы перестали развиваться, наш с Женей рост остановился. Мне казалось, что даже вниз куда-то пошел.

Олимпиаду-1998 мы выиграли только на том подъеме, который у нас был до этого. С Дубовой, Линичук — вот на этом багаже, накате, наработанной технике, на постоянном давлении от тренеров (в хорошем смысле слова). Наш последний сезон — могу сказать, что он стал катиться с горы. Люди постоянно восторгаются: «Боже, какая программа «Мемориал», какие фигуристы». Но я честно хочу сказать: постановка могла быть намного лучше. Мы сами ее ставили, так мучились, ковыряли эту постановку. Я считаю, что постановка могла быть лучше, если бы у нас был хороший помощник, хороший хореограф. Мы были измождены, Женю постоянно мучили боли в коленях. Я постоянно страдала, потому что переживала, что мы не сможем вытянуть.

К сожалению, с Тарасовой у нас не было никакого технического роста. Да и что она нам могла дать после Дубовой и Линичук — лучших тренеров-технарей мира? Сейчас, по прошествии многих лет, я жалею, что мы сделали такой выбор, мы могли выиграть Олимпиаду на гораздо более высокой ноте. Конечно, я в любом случае благодарна Татьяне Анатольевне, как и всем, кто помогал нам на нашем пути. Но считаю, это просто бог так захотел, чтобы Грищук и Платов выиграли вторую Олимпиаду и стали первыми в истории двукратными олимпийскими чемпионами в танцах. И если уж кто-то имеет самое непосредственное отношение к нашей второй победе, то это Линичук и Дубова. Это они заложили нам багаж и сделали нас чемпионами.

— В книге «Красавица и Чудовище» Татьяна Анатольевна очень подробно рассказала о работе с вашим дуэтом. Тарасова отзывалась о вас как о «талантливейшей и гениальной катальщице», но отмечала ваш сложный характер: «Истерики у Оксаны оказались регулярными, каждый день без перерыва. Они могли измотать любого здорового человека». Сколько в этом правды?
— Чуть-чуть правды. То, что она написала в книге — это ее фантазии на тему. Знаете, когда за основу берется какой-то правдивый момент, но в результате пересказа он обрастает таким количеством преувеличений и откровенной лжи, что перестает быть правдой.

Конечно, последний год был нелегким, не буду лукавить. У Жени больше, чем в любой другой сезон, болели колени. Были моменты, когда он, как подстреленный, летел через полкатка, я не успевала его подхватить, у меня сердце сжималось от переживаний. Переживания накапливались, мы тренировались в постоянном стрессе. Я очень чувствительный человек, переживала его боль через себя, мне было так больно смотреть, как он мучился. Конечно, были такие моменты, что я плакала, в такой атмосфере это нормальная, здоровая реакция эмоционального и ранимого человека. Да, я эмоциональная и ранимая, иногда меня эмоции захлестывают. Но если бы я не была такой, какая есть, а Женя не был таким, какой он есть, не было бы нашей пары, не было бы двукратных олимпийских чемпионов Грищук/Платов.

Я не чувствовала, что у нас была та помощь, та поддержка со стороны тренера, которая должна быть в такие моменты. А то, что Татьяна Анатольевна написала в своей книге, говорит лишь о двух вещах: либо за тот короткий промежуток времени, который она находилась рядом с нами, она меня совершенно не узнала и не поняла, либо сделала это специально, потому что я посмела пойти ей наперекор. Она понимала, что после Олимпиады мы с Женей или вообще не будем выступать, или уходим в профессионалы, где можно «собирать урожай» за завоеванные медали. Она предложила нам с Женей и Илье Кулику подписать с ней 4-летний контракт, в котором оговаривалось, что в течение этих лет мы обязуемся дальше выступать, в профессионалах/не профессионалах — где угодно, но лишь бы мы отдавали ей процент от нашего заработка.

Я отказалась, Илья тоже отказался — была информация, что у него был скандал с Тарасовой из-за того, что он, как и я, посчитал, что это наглость. Если ей нужно дальше растить спортсменов — возьми спортсменов, расти, пусть они тебе платят за твою работу. Мы либо сами себе ставим программы, либо приглашаем постановщиков, мы сами тренируемся, лично знаем всех продюсеров, нам напрямую звонят и приглашают в шоу. Тарасова нас не вырастила, ничему не научила, но получила лавры за чужую работу (работу Линичук и Дубовой), за полтора года сотрудничества мы с ней полностью расплатились. Почему тогда мы должны подписывать с ней контракт на 4 года? Чтобы она дальше нас кассировала эти 4 года? За что? Я сказала Тарасовой «нет», она на меня разозлилась.

Перед Олимпиадой Тарасова настоятельно требовала, чтобы я ушла из «Динамо» (за которое я выступала с 10 лет) в общество Профсоюзов, обещая золотые горы. Она сказала, что президент общества Профсоюзов Борис Хоффман — ее лучший друг, что общество очень богатое и все мне даст, надо только стараться и выиграть Олимпиаду. А я говорю: «Что мне Профсоюзы? «Динамо» мне квартиру подарило за Олимпиаду-1994. А Профсоюзы что мне дадут, зачем туда переходить?» Тарасова говорит: «Оксанка, надо за дополнительный лед платить, за костюмы платить». Она пыталась найти деньги и придумала, что я перейду в Профсоюзы, которые будут выдавать ей деньги, а она уже сама будет расплачиваться, где надо. Но мы никогда не знали, какие суммы там выдавались, это все было очень засекречено между Тарасовой и Хоффманом.

Каким-то образом она все-таки на меня надавила, создав экстренную ситуацию: подсунула пустой лист бумаги — она такая, знаете, умеет, Тарасовой сложно отказать. Прям вот так смотрит на тебя — делай, по-другому никак. Не знаю, как я поддалась ее влиянию, оставила подпись на чистом листе и сделала самую большую ошибку в своей жизни. Она взяла эту бумагу и сказала, что отдаст ее Чайковской, Елена Анатольевна отвезет ее в Москву, будет составлено письмо о моем переходе в Профсоюзы, чтобы нам начали выделять деньги на подготовку к Олимпиаде. Тарасова говорила: «Как выиграешь, тебе дадут и квартиру, и машину, и деньги, и дачный участок». Ну, а когда мы выиграли Олимпиаду, премия у меня была 700 долларов. Ни квартиры, ни машины, ни дачного участка — ничего.

Когда мне выдали эти 700 долларов, я была просто в шоке от такого обмана. Пришла к Тарасовой, а она мне сказала: «Не смей никому звонить, не смей никому жаловаться, мне здесь жить в Москве, а ты там живешь в своей Америке, вот и езжай туда. Не смей портить мне репутацию». Но я позвонила некоторым своим знакомым, рассказала эту ситуацию. И, без всяких сомнений, мне рассказали, что Тарасова получила все, что мне пообещали, и разделила все это с Хоффманом. А мне выдали 700 долларов, сказали, что общество разорилось, денег нет. Еще подарили книгу «Москва» и духи «Москва», как будто я какой-то турист.

В одном из интервью я сказала, что мне обидно, что за Олимпиаду мне дали премию в 700 долларов. Тарасова это прочитала и, думаю, испугалась, что я дальше пойду с этой историей. И решила написать все эти гадости в книжке, представила меня взбалмошной и ненормальной, чтобы мне никто не поверил.

— Книга Тарасовой вышла почти 20 лет назад. Вы как-то пытались публично опровергнуть написанную о вас информацию?
— Я несколько раз давала интервью, рассказывала, что это ложь. Может быть, этого было недостаточно, но я не могла отслеживать и серьезно заниматься этим, на тот момент я жила в Америке. Я думала: «Она в России, я в Америке, у меня своя жизнь, у меня уже дочь, семья, работа». Наверное, надо было собирать пресс-конференцию и рассказывать свою версию, говорить, как Тарасова все придумала и наврала. Наверное, нужно было это сделать, а я этого не сделала. Я могла на нее подать в суд и засудить за клевету. Но одержимая и непреклонная я только в спорте.

В обычной жизни я скромный, семейный человек. Для меня больше важны мои родные, моя дочь, моя работа, я на этом концентрируюсь. Может быть, в этом была моя большая ошибка, что я не выступила против несправедливости, не добилась опровержений и извинений. Конечно, нужно опровергать ложную информацию, нужно опровергать ее вовремя.

Наверное, я наивная, но все эти годы мне искренне хотелось, чтобы в один прекрасный день Татьяна Анатольевна извинилась за свою ложь и опровергла написанное в ее мемуарах. Не только потому, что это ложь. Но и потому, что мы с Женей, можно сказать, подарили ей возможность присвоить себе результат чужого труда и называть себя тренером двукратных олимпийских чемпионов. Мы выбрали ее как частичку нашей жизни, как нашего партнера. Хочется, чтобы она на самом деле осознала и поняла, насколько она была неправа.

— Вы несколько раз проговорили, что Тарасова вас больше не учила, а просто хвалила и говорила комплименты. Но в интервью после Олимпиады в Нагано вы сказали следующее: «Тарасова — выдающаяся личность. Мы горды тем, что тренируемся под ее руководством, и хотели бы работать с ней до конца карьеры». Как одно с другим коррелирует?
— Потому что я в принципе благодарный человек. В любых отношениях всегда есть что-то хорошее, всегда можно вспомнить хорошее. Естественно, мы же с ней выиграли, она официально была нашим тренером. Она рядом с нами стояла, присутствовала на тренировках. Я бы вообще не стала всю эту историю выносить на всеобщее обозрение, если бы Татьяна Анатольевна не поступила бы со мной так некрасиво. Ведь в любом случае, глядя на всю эту общую картину, она же была с нами, была важной частью завершения нашей карьеры.

Мне бы очень хотелось говорить про Тарасову только хорошие слова, но она сделала столько подлостей, что невозможно эти детали обойти, как бы разговор ни начинался. Если Татьяна Анатольевна выберет тебя своим врагом, она сделает все, чтобы тебя уничтожить и закрыть перед тобой все двери, это она умеет делать лучше всех. Взять «Ледниковый период»: меня же как-то Илья Авербух пригласил в проект, уже обговорили все нюансы. И вдруг в последний момент он звонит мне и отменяет: «Извини, мы не можем тебе партнера найти». Ну, смешно же. Я не могу утверждать, но думаю, что это Тарасова руку приложила. Конечно, обидно за наших болельщиков, которые меня любят и хотели меня видеть в «Ледниковом периоде». Да и двукратные олимпийские чемпионки на дороге не валяются. Мне говорили, что многие писали и спрашивали: «Почему нет Грищук, Платова, мы хотим их видеть».

Но я хочу от всего сердца поблагодарить всех тех, кто помогал нам добиваться побед: Линичук, Карпоносов, Дубова, Чайковская, хореографы Людмила Буцкова, Сергей Фокин, Владимир Ульянов, Людмила Власова, Марк Гуревич, наш великолепный дизайнер костюмов Наталья Большакова — всех не перечислить, извините, если кого-то забыла назвать, я всем очень благодарна. Конечно, исторический факт: когда мы выиграли Олимпиаду-1998, рядом с нами стояла кто — Тарасова. Тренировала она нас, не тренировала, но она была рядом с нами, она предложила музыку «Мемориал», как могла, поддерживала нас весь сезон, очень хотела нашей победы, переживала, я ей очень благодарна. Что бы она ни говорила про меня, этого факта моей биографии не отнять.

— Правильно понимаю, что ваш дуэт с Платовым распался из-за поставленных Тарасовой финансовых условий?
— Да. Тарасова все сделала для того, чтобы разбить нашу пару.

После Олимпиады нас по традиции пригласили в Champions on Ice, где мы выступали уже лет 7. Во время тура я ходила и думала, что нам нужно. Там было два конкурирующих тура — Champions on Ice и Stars on Ice. У меня вдруг возникла идея: почему бы нам с Женей не перейти в Stars on Ice, ведь там более компактная группа (10-11 человек), нам было бы интересно поработать в такой атмосфере.

Получилось так, что Тарасовой было очень невыгодно терять нас и Илью — она бы оставалась без отличного и практически халявного заработка. И она быстренько сообразила, что делать. Еще до Олимпиады в Нагано мой кумир, известнейший голливудский директор Джон Франкенхаймер предложил мне сниматься в его фильмах. Крупнейшее агентство ICM, которое работает с мировыми звездами кино, предложило мне контракт. Сейчас многие фигуристы так делают, то есть, почему нет? Это никаким образом не мешает спортивной карьере, тем более профессиональной. Но и здесь Татьяна Анатольевна проявила свои выдающиеся способности плести интриги и каким-то образом внушила Жене, что я вообще не хочу кататься.

Она убедила Женю, что ему нужна другая партнерша, ведь «Грищук такая сложная, у нее Голливуд в голове». Для нее это был такой хитрый трюк, чтобы и дальше получать отчисления. Женя — более поддающийся влиянию, поверил Татьяне Анатольевне и совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни. Лишился возможности заработать хорошие деньги за наши заслуги в спорте, предпочтя этому дать возможность Тарасовой получать проценты.

За полгода до Олимпиады каким-то очень интересным образом именно на наш каток приходит Майя Усова — под предлогом стать помощником одного из тренеров. А во время постолимпийского Chаmpions on Ice кто-то отводит меня сторону и говорит: «Ты знаешь, что Женя собирается тебя кинуть и будет кататься с Усовой?» Я говорю: «Что за ерунда? Какой-то бред». Подхожу к Жене: «Женя, давай подумаем о переходе в Stars on Ice». Женя: «Ой, давай потом, сейчас я не могу говорить». Я: «Женя, ты с кем-то другим хочешь кататься? Я такое слышала». Он: «Что за ерунда, какой-то бред». Потом оказалось, что это было правдой. Но я-то поверила Жене.

Тарасова решила поставить Женю в пару с Майей Усовой. И пока я, ничего не подозревая, выступаю с Женей в туре, они с Майей ходили подкатываться на другие катки. А в конце тура мне звонит журналистка из Times и спрашивает, какие у меня дальнейшие планы. Я начинаю наивно рассказывать, что думаем про Stars on Ice, ждем Женю, чтобы подписать контракт, что уже договорилась с главным агентом тура Джей Огданом. А журналистка мне говорит: «Как? Женя же катается с Майей Усовой, а ты с кем?» У меня чуть трубка из рук не вылетела.

— Когда пришла идея встать в пару с Жулиным?
— После того звонка из Times я пыталась связаться с Женей — безрезультатно, он стал от меня скрываться. И вдруг мне звонит Жулин: «Они катаются, у них все программы готовы, зарабатывают деньги, давай тогда мы с тобой будем кататься». Для меня его предложение было шоком, я, естественно, ответила «нет». Но он стал постоянно звонить, уговаривать.

Где-то через 2-3 месяца все же убедил — на тот момент я не могла без фигурного катания, не мыслила себе другой жизни. Если бы не травма Жени, я бы стала с ним готовиться к третьей Олимпиаде, была готова побеждать.

— С Жулиным ваши дороги также разошлись.
— Я с самого начала интуитивно чувствовала, что ничего из этой затеи не выйдет. К тому же сыграло роль и то, что на тот момент Саша уже жил с Таней Навкой, она, зная его, ревновала. И не на пустом месте: Жулин стал опять признаваться мне в любви, говорил: «Я хочу от Навки уйти, тебя всю жизнь любил». Это надо было прекращать.

Мы решили, что лучше все это остановить и пойти разными дорогами. Какое-то время я каталась сольно, после рождения дочери сконцентрировалась уже на ней.

— Вы не разговаривали с Платовым несколько лет. Как удалось наладить общение?
— Сначала у меня была серьезная обида на него. Прокручивала все годы нашей совместной работы и думала: «Как же так, сколько раз я могла поменять партнера, сколько раз меня уговаривали», но я никогда не хотела его бросать, всегда в него верила, ждала. А тут мы отработали 10 лет, выиграли все, что только можно, и вдруг в тот момент, когда теперь можно просто зарабатывать деньги, он решил взять другую партнершу. Мне не хотелось верить в то, что Женя сам решил меня бросить, я его оправдывала: «Ему внушили, он так не хотел». Или просто воспользовались его эмоциональной усталостью. Когда человек эмоционально, физически и психологически устает, он даже не может думать, как правильные решения принимать.

Человек, который разбил нашу пару, совершил преступление. Обокрал нас обоих. Ведь в паре с Майей Женя не мог зарабатывать те деньги, которые платили нашей паре — двукратным олимпийским чемпионам. Эти суммы различаются в разы.

Прошло много лет, мы встретились в шоу «Танцы на льду». И снова начали общаться — что же мы так нехорошо расстались. До сих пор общаемся.

— Были мысли попробовать поехать на еще одну Олимпиаду?
— Был очень короткий момент — в 2003 году пришел Петя Чернышев, говорит: «Давай в пару за США». Я тогда подумала, почему бы нет, настолько я была в прекрасной форме. Говорю: «Я несколько лет не выступала на любительских соревнованиях, нужно, чтобы это и международная федерация приняла, и наша». Мы обратились к тогдашнему президенту ФФККР Валентину Писееву, но он по непонятным причинам не разрешил.

Конечно, можно было бы побороться, но, честно говоря, я была не готова тратить силы на такую борьбу — у меня уже была маленькая дочка, главная награда моей жизни. Но я уверена, что у нас могло бы получиться, Петя вырос в великолепного партнера.

— Вы следите за современным фигурным катанием?
— Не очень пристально. Естественно, смотрела прекрасные выступления Алины Загитовой, особенно в этом красном платье, когда она выиграла олимпийское золото. Женя Медведева, Саша Трусова — там целый ряд прекрасных девушек. Я очень радуюсь, когда у меня есть возможность что-нибудь посмотреть и оценить. Это потрясающее зрелище — смотреть на наших безумно талантливых фигуристов.

Может, Этери меня уже и не помнит, но я ее хорошо помню, всегда радуюсь и горжусь, что она стала великим тренером. У нее глаз-алмаз, она такой талант, целую армию чемпионок вырастила. Желаю им всем удачи, здоровья, много побед и поменьше травм.

— В прошлое межсезонье в нашем фигурном катании было много переходов: Трусова и Косторная перешли к Плющенко, Медведева вернулась к Тутберидзе…
— Не могу комментировать Плющенко и Трусову — я просто видела ее выступления, всех этих интриг я вообще не знаю. Единственное, мне было очень обидно, когда я услышала, что Медведева решила перейти к Орсеру. Мне стало так больно за Женю: я понимала почему она ушла от Этери, но также понимала, что нет, ей нужно к Этери вернуться.

Мне казалось, что они как одна семья, они должны быть вместе. Этери их всех любит, они все для нее как дети, она все делает от души — я просто знаю Этери, помню ее еще с детства, я ее чувствую. Я очень рада, что Женя все-таки вернулась.

— Какие у вас планы на ближайшее будущее?
— Сейчас главное — помочь дочери с поступлением в колледж. А в дальнейшем… Я задумалась: если дочери уже 18 лет, взрослый человек, что дальше? Этот вопрос обязательно встанет. Но сейчас я хочу написать автобиографическую книгу.

Думаю, история моей жизни будет очень интересна читателю, не только потому, что я завоевала две золотые олимпийские медали. Мне кажется, история моей жизни достойна не только книги, но и экранизации — сколько в ней было событий, взлетов и падений, любви и предательства, искренних чувств и настоящих переживаний.

Рок-н-Спорт — телеграм-канал Владимира Афанасьева. Подписывайтесь!

Подписывайтесь на youtube-канал Фигурка и смотрите самые интересные видео о фигурном катании