«Сказал бы маленькому Саше: «Не бей людей стулом». Кокорин — о тюрьме, Мамаеве и запретах «Зенита»
Форвард «Спартака» дал часовое интервью YouTube-каналу PeopleTalkTV и рассказал, как драка в «Кофемании», суд и тюрьма изменили его жизнь, а также почему он не остался в «Зените», хотя для продления контракта выполнил все условия.
Sport24 записал главные хайлайты.
Первая машина, деньги, Абрамович
— В 19 лет я купил квартиру. За два года до этого попал в первую команду и с сентября по декабрь сыграл восемь или девять матчей. Мы стали третьими в чемпионате, получили хорошие деньги. Я пошел и на все деньги купил первую машину — Audi X5. Был доволен собой, не важно, что через месяц ее ударил.
Крышу никогда не сносило. Но я всегда относился к деньгам так: если что-то нужно, то покупал это. Конечно, сразу обеспечил всю семью. Глупые покупки тоже были. С Дашей всегда ругаюсь из-за этого. Например, если еду на отдых, то снимаю лучшие номера в отелях. Если я заработал деньги своим трудом, почему бы не купить то, что хочется? Хотя дурацких покупок тоже было много. Всякие куртки по миллиону рублей — конечно, это глупо. Купил, повесил в гардеробе и ни разу не надел.
Раньше выкладывал фото с дорогими тачками, нарядами. Но никогда не думал, что это может вызвать зависть. Мне об этом говорили. Просто у меня менталитет более европейский. Там отношение другое. Посмотри на рэперов, что они выставляют. Представляешь, если в России кто-то такое выставит? Это же будет ужас вообще. Я же это делаю, когда есть настроение. Проснулся — сфоткался с Lamborghini. Это моя машина. Я ее купил, она у меня есть. Я же не показываю что-то, чего у меня нет.
Народ почему-то думает, что на налоги, которые они платят, мы содержимся. «Мы вот платим налоги, а ребятам платят такие зарплаты». Я также плачу налоги, и они у меня суперогромные. Если взять мою историю и посчитать, будет приличная сумма. Это стереотип, который сложился, что мы содержимся на их деньги. Если взять и сравнить нас с ребятами из хороших клубов, сборных… Взять того же Неймара — он получает 40 миллионов. Это 3 миллиона евро в месяц. Никто не говорит, что мы на его уровне — поэтому мы и получаем в 10 раз меньше. У нас вообще не любят хороших. Вот я смотрю на Абрамовича, у него три лодки по 200 метров. Я смотрю на него и им восхищаюсь. Неважно, где он заработал, мне он нравится, он мне импонирует. А у нас наоборот. Никто не хочет сказать, что, наверное, ему тяжело было, он занимался много.
500 рублей на «Макдональдс», драка, Ефремов
— Детство поделилось на до и после начала карьеры. Маленький Кокорин в пять-шесть лет начал пропадать во дворе с мячом. Потом пошел в первый класс, записался в секции футбола и бокса — единственные в городе Валуйки. В футболе получалось больше, и повезло, что у нас в городе жил тренер-селекционер от «Спартака». Он мне сказал: «Давай попробуем». Приехали на просмотр в Москву, но в интернат клуб не брал, а остаться у родителей не получалось. Мы вернулись обратно и думали, что делать — в этот момент появился «Локомотив», у которого было все. Нас кормили, давали одежду и платили стипендию — 500 рублей. Тратил ее на «Макдональдс».
Что бы сказал маленькому Саше? Не бей людей стулом. Мы с Мамаевым давно дружим и уже проанализировали то, что случилось. Решили, что к неприятностям приводит не сам факт, когда мы вместе, а когда мы вместе и выпиваем. Сейчас Паша вообще перестал пить. Мы видимся — и все нормально. Все-таки это алкоголь был [виноват].
Что произошло в ту ночь? Мы подрались, два раза. Когда увидел первое видео [с дракой], ничего не почувствовал. Но удивился: и с официантами, и с потерпевшими мы же пожали руки. Когда вылезло второе видео [с потерпевшим в больнице], понял, что все серьезно. Начали обращаться к адвокатам — ни один из них не сказал, что нас могут закрыть. Думал, худшее — нас закроют на несколько дней и дадут исправительные работы, что для меня было бы более постыдным и правильным.
После суда понял — нас скорее всего закроют. Нас скрутили очень быстро, ажиотаж был сумасшедшим. Мы думали, он будет гаснуть, но он только разгорался. Первые два месяца были тяжелыми. Мы не понимали, почему нас вообще закрыли, не дают видеться с родными, а следствие — такое. Просто ужас. Не понимали, почему люди такие непрофессиональные, а ты еще сидишь и оправдываешься. Говоришь: было так. А тебе отвечают: «Нет, было вот так». Для чего тогда суды? Могли бы сразу нам сказать: вот вам 1,5 года, езжайте и отбывайте. Какой-то цирк. Месяца через четыре мы понимали, что нас никто не выпустит, и выбирали, на сколько лет будем согласны. Честно, когда прокуратура зачитывала, в чем нас обвиняли, мне казалось, что я устроил три терракта и переубивал полстраны. Слушал и думал: если мне за такое хотя бы пять лет дадут, я соглашусь. Это был ужас, что там зачитывали. Когда запросили 1,5 года, мы выдохнули. Камень с плеч упал.
Когда сейчас смотришь на все это и сравниваешь, например, с ситуацией Михаила Ефремова, то думаешь: где справедливость? Погиб человек, а его не взяли под стражу. Он сидел дома под домашним арестом. Значит, на тот момент [решение по нам] было кому-то выгодно. Я понимал, что был не прав. Мы сразу извинились. Я нашел номер Пака, звонил, но он не брал трубку. Водителя второго я вообще не трогал — о нем я не думал даже. Мы перед всеми спокойно извинились.
Распорядок в тюрьме, начальник колонии, батюшка
— Нам очень сильно повезло, что мы медийные личности, потому что там [в колонии] боялись что-то с нами сделать. Поэтому отношение было замечательное. И начальник колонии замечательный. Он очень давний поклонник футбола и болеет за московское «Динамо». Там у нас был график, было расписание на весь день: тренировки с 6 до 9. Позволяли выходить в это время на спорт-городок, и мы там 3 часа играли, тренировались. Это было супер. Еще было приятно, что я получил около 6 тысяч писем, там была статистика. Я все читал, разгружал свой день. В день я мог ответить на 300 писем за 3-4 часа. Неожиданно было, что писали взрослые бабушки, дедушки. Писала блокадница, бабушка, которой 95 лет, она очень сильно переживала, поддерживала.
Нам было интересно, кто за что попал в тюрьму, особенно про тех, кто сидел пожизненно. К нам приходил батюшка, мы часто с ним общались и просили рассказать ему о тех, кто отбывает пожизненное наказание — он к ним тоже ходил. Он говорил, что они такие же люди, так же улыбаются. Когда они понимали, что никогда больше не выйдут отсюда, то просто перестраивали свою жизнь и жили спокойно. За ними следят там пристально, чтобы они с собой чего-нибудь не сделали. Видел бабушку 70 лет, которая работала в банке и была мошенницей.
Это как армия, только более суровая. Чтобы чуть-чуть в себя прийти, там можно оказаться. Мне было это полезно, но если бы это стоило того и было серьезное преступление, не было бы вопросов. Так как я видел другие дела и как из разбирали, какая было огласка — у нас все было чересчур.
Разговор с Ротенбергом, «Зенит», поддержка Смолова и Дзюбы
— Мне был не очень понятен посыл «Зенита»: они так меня поддерживали все это время, а когда я вернулся… У Паши же было наоборот. «Краснодар» сразу разорвал контракт и сказал: «Ты здесь находиться не можешь». Я был изначально зол на них, почему они не поддержали друга. Негодовал. А сейчас понимаю, что они на самом деле сделали все красивее, прозрачнее, правильнее, чем мой бывший клуб. По факту я был не нужен руководству [«Зенита”], но они мне не могли этого сказать. А потом, когда я вернулся, узнал, что меня не заявили. Я уехал в отпуск, восстановился, перезагрузился. Приезжаю на сборы, а мне говорят: «Будь добр, езжай в Сочи». Я узнаю это из прессы. Мне звонит президент «Сочи» Борис Ротенберг, общается со мной, я с ним в хороших отношениях еще по «Динамо». Я ему сказал: у меня с вами все отлично, но почему я с вами сейчас разговариваю? У меня есть работодатель.
«Зенит» очень просил, чтобы я уехал в «Сочи». Обещали, что продлят со мной контракт. Мы выполнили цель, «Сочи» не вылетел. Я на радостях вернулся в Питер, а мне говорят: из-за той истории, которая была, мы в тебе не заинтересованы и контракт продлевать не будем. Ну и все, я уехал. Зато честно.
В России было много предложений, я остановился на «Спартаке». Для всех команд, в которых я был до этого, «Спартак» был главным раздражителем. Я столкнулся с такими ситуациями, что понял: нельзя чего-то глобального планировать, зарекаться. Я сейчас здесь и доволен, насколько профессионально все произошло. Я понял, что хочу вернуться в Москву, начать новый этап. Контракт хороший: на три года с возможностью продлиться еще на год. Я еще хочу поиграть в сборной и жду приглашения. Заиграть в «Спартаке» и в сборной — идеальное возвращение в футбол для меня. Я не волнуюсь, но переживаю за ногу. Я давно не травмировался и забыл, что такое восстанавливаться. Если с ногой все будет в порядке, тогда все будет хорошо.
— Вы раньше дружили с Федей Смоловым.
— Мы и сейчас дружим, просто не так близко. Мы начали общаться еще в «Динамо». Мы жили вместе — два маленьких таланта. Года три-четыре мы прожили вместе. Потом у Феди появились отношения, у меня тоже, и как-то мы реже начали общаться. Наверное, за столько времени поднадоели друг другу. Но конфликтов у нас никогда не было и нет.
— Когда вы попали в этот скандал, Федор публично поддержал вас.
— Это правильно. Мы близкие друг другу люди. Я бы на его месте сделал то же самое.
— Но не все ваши друзья вас поддержали. Артем Дзюба, например.
— Тут никакой не может быть обиды. Были многие обстоятельства, которых я до конца не знаю. Знаю, в «Зените» предупредили сразу, что никто не может высказываться. Вплоть до расторжения контракта. Кто-то, может, просто не хотел лезть в эту историю. Браниславу Ивановичу отдельный респект. Он высказался. Он говорит, что ему никто не может запретить говорить то, что он хочет. Это правильно.
— Расстроился, что Артем Дзюба не поддержал?
— Нет, не расстроился. Он — капитан сборной. Он хорошо провел чемпионат мира. В клубе попросили ничего не выкладывать. Тяжело ослушаться. У меня ни к кому претензий нет. Сейчас с Артемом общаемся, да. Меньше, но общаемся.
