«После операции отправили на сборы с дублем в -15». В 2011-м Радич лишился почки на поле, а сейчас кайфует от жизни

Александр Петров

Поделиться

Комментарии

10 лет назад матч чемпионата России с «Тереком» обрубил карьеру вратарю «Ростова» Деяну Радичу. Столкновение с форвардом грозненцев Зауром Садаевым привело к разрыву почки, который и обнаружили даже не сразу — на момент операции счет (и это не фигура речи, а реальность) шел на минуты.

На поле Деян так и не вернулся (в интервью он расскажет почему), но сейчас, спустя десятилетие, по внешнему виду Радича вообще не скажешь, что он сталкивался со столь серьезными проблемами со здоровьем. Подтянутый спортивный мужчина в расцвете сил. Русский язык все на том же идеальном уровне.

В редакцию Sport24 Радич приехал с сыном: «Тоже в футбол играешь?» — «Да, вратарь».

«Ему всего 13 лет, а ростом уже почти с меня», — смеется Деян. У меня сейчас уже четверо детей: три сына и дочь. Вот старшего взял в Москву, пускай посмотрит, что здесь и как.

— Вы ведь в одном из интервью говорили, что завершили карьеру во многом из-за того, что не будете рисковать ради детей…

— Так и было. Я же вообще в том году хорошо играл. К тому моменту заканчивался контракт, были неплохие варианты — как продление с «Ростовом», так и продолжение в других российских клубах. И тут в один момент все ломается, хотя мог еще 3-4 года на высоком уровне отыграть.

Но я понял, что 31 год, у меня уже к тому моменту трое детей — я имею право делать все, что хочу, со своей жизнью, но их жизни портить права я не имею.

У того же Класнича в Германии еще хуже ситуация была — три трансплантации, а он все равно играл. Но я решил, что ломать все ради трех лет футбольной карьеры — не мой вариант.

— Вы долго для себя это решали?

— Достаточно. Я ведь еле выжил: реанимация, внутреннее кровотечение. Доктор, который делал операцию, буквально спас мне жизнь.

Как все было: когда все это случилось, я ведь продолжил играть. Ну больно — но это ж вратарская жизнь, без боли никак (улыбается). Я понял, что что-то не так, только когда уже начал терять сознание.

Момент с травмой Деяна на 2:55

Самую главную опасность представляло внутреннее кровотечение — на первых исследованиях его не заметили. В итоге хирург на операции вот всю эту кровь вернул в вену — а я к тому моменту уже два или два с половиной литра крови потерял, счет на минуты шел. Это меня спасло. Очень жаль, что после всего этого так и не увиделся с этим врачом.

— А насколько не сразу поняли всю опасность состояния?

— После игры я зашел в раздевалку, понимаю, что теряю сознание. Вызвали скорую, отвезли в больницу, но тогда же Пасха была — докторов особо не было. Делают УЗИ — ничего нет, рентген — все нормально. Говорят: сейчас вернем на базу. Но на всякий случай сделали МРТ с контрастом.

И тут я вижу, что все забегали. Только тогда и поняли, сразу начали готовить к операции. А праздник, анестезиолога нет — пришлось экстренно всех вызывать.

— А вам говорили, что с вами?

— Пришел молодой врач и как раз спрашивает: ты знаешь, что с тобой? Я говорю, что нет. «У тебя проблема с почкой — может, успеем сохранить, может, будем удалять. Не знаем, пока не откроем». Но у меня даже времени испугаться или о чем-то подумать не было — почти сразу и увезли.

Потом реанимация, там со мной жена была, она как раз была беременна третьим ребенком. Несколько дней лежал там, потом недели две в общей палате. К нормальной жизни я возвращался где-то три-четыре месяца, а полностью восстановился, наверное, только через год.

— Самая неожиданная поддержка в больнице от кого была?

— Звонок от Кадырова, который помог мне финансово в тот момент — 50 тысяч долларов дал. Не помню, был ли я еще в больнице или уже вышел, когда он позвонил. Это для меня крайне неожиданно — ладно там кто-то из клуба бы связался, а он-то ко всей этой истории прямого отношения не имел.

— Долго говорили?

— Да нет. «Как дела», «давай выздоравливай», «мы поможем, не переживай». Буквально пару минут. А потом уже из клуба позвонили, деньги передали.

— Там ведь с ними была какая-то история мутная.

— Деньги перевели «Ростову», который уже потом передал их мне. Но тогда разные ситуации были, да. Были люди, которые реально хотели помочь, были те, которые не очень рвались делать это.

— Вас в дубль отправили, когда вы вернулись.

— Да, тренировались в Кисловодске, зимние сборы, -15, представляешь? Я вообще первый раз в жизни тренировался в таких условиях, а уж тем более в моем том состоянии… Снег по колено.

— Как вы узнали, что с основным составом не полетите?

— Как обычно, прилетел в Ростов после Рождества на сборы. Смотрю список, а меня в нем нет.

Я хотел вернуться в футбол, но тут важно и желание клуба. Может быть, тут и стоит понять тренера, у которого есть вратарь с одной почкой. Будешь ли ты рисковать и ставить его в ворота, даже если он этого заслуживает? Сейчас, ставя себя на место коуча, понимаю риск этого шага.

— Когда вас послали с дублем, пытались поговорить с руководством клуба, с тем же Белоусом (на тот момент гендиром клуба — Sport24)?

— Не один раз. Много раз туда ходил.

— И какая была реакция?

— Реакция… Скажу одну вещь, мне не хочется говорить плохо. В России я отыграл 10 лет. Все, что у меня есть, я заработал здесь. То, что у меня дома бизнес и моя семья живет спокойно, — за это большое спасибо России.

Но в то время, мягко скажем, я не находил понимания в руководстве клуба. Вообще. Ни с деньгами, ни с чем. «Ты перестал быть нужен». Футбольный мир так устроен: если ты не тянешь или получил травму, все — ты не нужен. Хотя, мне кажется, такие травмы, как моя, случаются довольно редко. Тем более на футбольном поле. И, наверное, в таком случае все должно быть по-другому.

Я бы хотел, чтобы в будущем, если у кого-то что-то подобное случится, клубы занимались этими ребятами. Слава богу, у меня сейчас все хорошо, но та травма — это не кресты или голеностоп. Я чуть не умер, играя за этот футбольный клуб.

— Вы даже пошли в «Удар головой»…

— К Юре [Дудю], да (смеется).

— Как это получилось?

— Я ходил к руководству. Раз, два, пять, семь. Мне давали между строк понять: что ты к нам приходишь, езжай домой. Мне нужно было рассказать, что происходит на самом деле. Потому что все делали вид, что все нормально, а внутри все было далеко не так. Потому Дудь меня и позвал, чтобы я рассказал свою версию.

Деян в «Ударе головой»

Про меня тогда было много информации в медиа, все-таки довольно уникальный случай. Был Минько, который играл без почки, но он полевой игрок — это другое дело. У меня каждую тренировку сколько падений с огромной высоты. У вратаря, как ни крути, риск больше.

— С Юрием после общались?

— Да, виделись пару раз в Москве после этого. Вижу, что он ушел из спорта, смотрел на ютубе с сыновьями несколько его фильмов: про Навального, Колыму, где-то еще 3-4 выпуска. Мне нравилось.

Сейчас-то он раскрутился, а когда он приезжал первый раз в Ростов, то произвел впечатление максимально простого парня. С безумной энергией, когда он общается с тобой, впечатление, что он хочет съесть тебя.

Он огромный молодец, за эти 10 лет так раскрутился в деле, которое ему нравится. Он в Москве?

— Да кто ж знает, он выпуски по всему миру сейчас снимает.

— (Смеется.) Ну, номер его остался, кстати — может, и позвоню ему.

— Последний вопрос про «Ростов» — вы ведь вернулись туда, когда сменилось руководство на должность скаута…

— Да, я получил однолетний контракт, но сказать, что я занялся этой должностью, не могу. Я пробыл какое-то время в команде, но этого больше требовала сама ситуация в медиа, что я реально нужен был клубу.

Я летал с командой, в ложе постоянно был, а конце 12-го вернулся домой. Так все и закончилось.

— Как ваше здоровье сейчас, спустя 10 лет?

— Все нормально, никаких проблем нет, хотя они могут прийти и позже по ходу жизни. Тренируюсь для себя, играю раз в неделю в футбол за ветеранскую команду — каких-то ограничений нет.

Может, это и к лучшему — говорят, что люди с одной почкой живут в среднем на пять лет больше, чем с двумя, потому что они следят за собой. Не то, что я прямо сильно слежу, но мысль в голове всегда сидит немного поберечь себя, возможно, кушать немного меньше, чем мог бы.

— Образ жизни — как он изменился?

— Это, наверное, главный вопрос. Ты востребован, играешь в Премьер-лиге, у тебя все есть — и в один момент твоя карьера как мечом отсекается. Одномоментно.

В чем проблема футболистов: мы тренируемся, играем, думаем, что должны всегда играть на хорошем уровне и хорошо зарабатывать. А когда приходит возраст, когда ты переходишь из футбола в обычную жизнь — ты к ней не готов, потому что всю жизнь был в какой-то коробке. Один звонок — тебе делают машину или квартиру. Самому ничего не надо делать — все за тебя сделает клуб.

— И в один момент все переворачивается.

— Да, как раз после травмы мне пришлось разом менять весь образ жизни. Хорошо, что деньги, которые я зарабатывал в течение карьеры в России, я сохранил. Вложил их в бизнес, у нас детские садики.

Когда ты встаешь в 7 утра и идешь работать — это совсем не одно и то же, когда футболист идет на тренировку к пяти вечера: встал в 11, погулял, позавтракал, потом отдохнешь от завтрака, тренировка, и все — ты свободен. После 20 лет такой карьеры ты теряешь ритм жизни. Вернее, наоборот, ты вновь погружаешься в нормальную жизнь — мы, футболисты живем нереальной жизнью.

Потому у многих футболистов проблемы — они не копят деньги, сразу тратят. Очень небольшой процент игроков вкладывает эти деньги во что-то и может жить на эти средства после завершения карьеры. Мы до сих пор живем на деньги, которые я заработал в России, потому что я не спускал все, не жил как-то слишком красиво.

В общем, если кратко, раньше я звонил, чтобы решили какую-то проблему, а теперь все звонят мне, чтобы я разруливал все вопросы (смеется).

— Судя по вашим словам, вы особо от реальной жизни-то и не отрывались.

— У отца, который умер в 2010-м, был столярный цех. Я в нем работал, пока не стал уже профессионально играть в футбол. Слава богу, что этот цех был в моей жизни, и я понимал, что реальная жизнь — она где-то рядом. Я, конечно, ее потерял, когда стал футболистом, но не совсем забыл — это мне помогло, когда я остался без футбола.

— Как вы к бизнес-идее с детскими садами пришли?

— Мне кажется, это просто судьба. Я своими-то детьми не особо занимался, а тут чужие.
Когда прилетел домой, то начал думать, что делать. В том районе, где мы живем, не было свободных мест в садик. Ко мне друг приходит и говорит: займись, хорошее дело. А я такой: да ну, чего я буду этим заниматься.

Все, прошло несколько месяцев, мы с женой сидим и думаем, как нам вообще быть. И тут я задумался: вокруг меня жена, одна сестра, другая сестра. Я сам после 10 лет в России на родине как иностранец. Я вспомнил об этой идее с детским садом и в один момент просто решился — будем заниматься этим.

У меня был один объект, вернее, помещение, на 600 квадратных метров. Вложили деньги: сделали собственную кухню, физкультурный зал — в общем, хороший садик.

— Дело сразу пошло в гору?

— Нет, опыта же не было. В первый день у нас было восемь детей, причем трое из них — мои, двое — сестры, а остальные — наших друзей. Месяц-два-три — никто не приходит. Не могу понять, что происходит, уже просыпался с мыслью «а не закрыть ли это все».

Но с какого-то момента к нам начали приходить дети — оказалось, что просто нужно время, чтобы люди посмотрели и начали доверять нам. Они ведь все же оставляют нам своего ребенка. Через два года у нас уже было 90 детей.

А в 2015 году государство стало выделять дотации семьям на оплату детских садов. Ты платишь взнос, а тебе 70-80% потом отдают обратно. И после этого мы просто начали разрываться — в один месяц пришло еще 90 детей. Мы даже не знали, что делать — адаптировать одного-то ребенка в садике не так и просто, а тут целая толпа.

В тот момент мы открыли второй садик — сейчас в обоих уже 300 детей. Вот так бывает, судьба.

— Это семейный бизнес?

— Да, сейчас там работают сестра и жена. Но всего там около 70 человек персонала.

— Не думали развиваться и открывать школу, чтобы у вас была линейка?

— Район, где мы открыли садики, — не самый богатый. Идея с частными школами не столь хороша, потому что нет государственных дотаций. Были бы они — задумались бы, а так тяжело — это для более богатых районов.

— Но потом вы и в футбол вернулись — как пришли к агентскому бизнесу?

— Я этим занимался еще до садиков. Но понял, что искать стабильности в футболе не стоит — и что касается игровой карьеры, и вокруг футбола тоже. Ты можешь провернуть успешный трансфер, а потом год сидеть и ничего не делать. Нужна была стабильность, дело. Так и появились садики — людям же нужно где-то оставлять детей, выбора особо нет.

Так что когда я всю систему выстроил, то занимаюсь этим одновременно. Правда, четверо детей — им тоже надо внимание уделять, причем больше, чем любому другому делу.

— Потому вот старшего и привезли в Россию?

— Да, чтобы Москву посмотрел, увидел папиных друзей. В следующий раз возьму и младшего — двоих их сложновато. Младшего вообще одного не оставишь — он может где-то загулять, что потом не найдешь.

Я ему так и сказал, что Александра (старшего) могу взять с собой, потому что я с ним как договорюсь — так и будет. Ты чуть подрастешь — тоже поедешь со мной.

— А сколько ему сейчас?

— 12. На год младше старшего. Самому младшему сыну три в июле будет, а дочке девять.

— Про друзей. С Николичем уже виделись?

— Да. Для меня вообще неудивительны его успехи. Зная его характер, он точно будет тренером большого европейского клуба — это вопрос времени. Мы с ним росли вместе, играли за юношескую команду, когда нам было 10-12 лет.

— Какие-то истории о нем, которые мы не знаем, расскажете?

— Конкретных историй не вспомню, но Марко всегда был очень серьезным парнем. Даже ребенком. Никаких лишних движений или эмоций.

— Когда у него возник вариант с «Локо», советовался с вами?

— Нет-нет, по этому поводу не общались. Я знал, что у Марко есть такой вариант, но у него были люди, которые могли ему посоветовать.

— У него ведь осенью не все получалось…

— Ну там ведь и причины были. И коронавирус в команду попал, плюс посмотрите, из-под какого давления, связанного со сравнением с Семиным, он вылез. Он же такой. Чем больше его душишь, тем больше у него желания и мотивации доказать, что он сильнее данной ситуации.

— Вы ведь сейчас агентом работаете — могли бы ему каких-нибудь игроков предложить для усиления.

— Не-не-не (смеется). Мы по-дружески посидели, пообщались. Это, опять же, к вопросу о стабильности: наша семья, слава богу, живет так, что я могу просто с человеком посидеть, не говоря о работе.

— Что вообще про агентскую деятельность расскажете?

— Когда мы заканчиваем, если оставаться в футболе, то выбор какой: тренер или агент. Третьего не дано.

— Ну, можно еще по административной стезе пойти.

— Да, но это тяжеловато, потому что спад зарплаты после игровой карьеры сумасшедше большой. Это менее реальный вариант. С тренерством тебе надо возвращаться в первый класс и учиться всему заново. Я не хотел через это проходить.

Так что агентская деятельность — не идеал, но если ты хочешь оставаться в футболе, то это самый реальный вариант. Особенно когда у тебя за 10 лет наработаны связи в России, много друзей здесь.

Поначалу, конечно, не все получалось. Ты думаешь, что все понимаешь в футболе, но вокруг поля все иначе. Агентом сложнее быть, чем игроком. Будучи футболистом, тебе просто надо играть. А еще платят деньги, кормят, одевают — просто рай. А агенту нужно крутиться.

— Три самых удачных ваших трансфера?

— Наверное, Радослава Петровича в киевское «Динамо», Деяна Дражича в «Сельту», Фатоса Бечирая в «Динамо» московское. Но так, были еще неплохие переходы в «Осасуну», например, или «Брюгге».

— С кем проще работать: с европейскими клубами или с русскими?

— С точки зрения бюрократии не скажу, у всех разные особенности. Здесь деление даже не на русские или европейские — в каждой стране все по-разному. С Россией мне немного проще в том плане, что я понимаю менталитет — оба народа православные. Плюс поиграл здесь почти 10 лет. В Европе же все более сдержанно, правильнее.

— Самая нестандартная история из этой вашей работы?

— Ой, историй из агентской деятельности много. Но есть проблема: они все не для рассказа (смеется).