15 лет легендарному удару Зидана в грудь Матерацци: что это было?
Ровно 15 лет назад, 9 июля 2006 года, сборная Франции встретилась с Италией в финале чемпионата мира. Основное время матча завершилось вничью (1:1), в составе французов отличился Зинедин Зидан, реализовавший пенальти за фол Марко Матерацци на Флоране Малуда. За итальянцев забил Матерацци — Марко прошил Фабьена Бартеза ударом головой после углового в исполнении Андреа Пирло.
В дополнительное время случился грандиозный скандал — один из самых памятных моментов в истории чемпионатов мира, болельщики обсуждают его до сих пор: Зидан зацепился с Матерацци и неожиданно ударил его головой в грудь. Главный судья Орасио Элисондо после подсказки резервного арбитра удалил Зидана с поля — последний матч в карьере Зизу обернулся красной карточкой в финале чемпионата мира. Кадры, где грустный Зидан проходит, разматывая на руке повязку, мимо золотого кубка в подтрибунное помещение, облетели весь мир. Италия победила Францию в серии пенальти (5:3), не допустив ни одного промаха. Не промахнулся и Матерацци — он бил в ворота Бартеза вторым.
В 2006 году бельгийский писатель, кинорежиссер и фотограф Жан-Филипп Туссен опубликовал эссе под названием «Меланхолия Зидана». Sport24 публикует его перевод:
Ни о чем не думая, Зидан смотрел на берлинское небо, белое небо в крапинках серых облаков, обрамленных в синий, на один из тех необъятных и плывущих небосводов, что изображены на полотнах фламандских художников, Зидан смотрел на берлинское небо над Олимпийским стадионом 9 июля 2006 года и пронзительно переживал свое нахождение там, просто там, на Олимпийском стадионе в Берлине, именно в этот момент, вечером, во время финала чемпионата мира по футболу.
Без сомнения, тем вечером имели значение только две вещи — форма и меланхолия. В первую очередь это была чистая форма: пенальти на 7-й минуте, ленивая паненка, мяч попадает в перекладину, и опускается за линию, и снова вылетает из ворот — бильярдная траектория, которая словно перехватила знамя у легендарного удара Джеффа Херста на «Уэмбли» в 1966 году. Но это все еще была только отсылка, непреднамеренный оммаж легендарному моменту в истории чемпионатов мира по футболу.
Тем вечером Зидан выступит подлинным актором, когда сделает свой внезапный жест (geste), похожий на всплеск желчи посреди тихого озера, этот жест будет сделан позже и затмит собой все остальное: финальный свисток, дополнительное время, серию пенальти и победный гол; решительный, жестокий, прозаичный, литературный поступок (geste), идеальная вспышка дихотомии под берлинским небом, несколько головокружительных секунд амбивалентности, в которых сошлись красота и тьма, насилие и страсть — и спровоцировали короткое замыкание в виде абсолютно неподготовленного действия (un geste inédit).
Удар головой Зидана был внезапным и гибким, как росчерк пера каллиграфа. Когда на подобный жест уходит всего несколько секунд, это означает одно: перед нами конец медленного процесса созревания, долгий, невидимый, тайный генезис. Поступок Зидана не имеет отношения к эстетическим категориям прекрасного или возвышенного, он стоит вне моральных категорий добра и зла; его ценность, его сила и сущность — только в идеальном совпадении с точным моментом времени, когда это произошло.
Должно быть, поступок Зидана вынесли — из глубин на поверхность — два бурных подземных течения. Первое — широкий, бесшумный, мощный, неумолимый поток, проистекающий как из чистой меланхолии, так и из болезненного восприятия ушедшего времени, он вытекает из печали перед предначертанным концом, горечи игрока, который проводит последний матч в карьере и никак не может поставить точку. Зидан никогда не умел заканчивать — и, наоборот, прекрасно знал, что такое упущенная возможность (вылет от Греции в 2004-м) и пропущенная возможность (матч с Того в 2006-м).
В случае с Зиданом не было никакой вероятности, что он закончит карьеру хоть сколько-нибудь красиво, потому что красивый финал — это все же финал, оттиск печати на запечатанном конверте; поднять над головой Кубок мира — значит смириться со своей смертью, в то время как пропустить последние минуты матча — равно оставить перспективы открытыми, неизведанными и живыми.
Другой поток, который вынес на поверхность его поступок (оба потока — параллельны, но противоречат друг другу), вытекает из избытка черной желчи, это желание покончить со всем как можно скорее, непреодолимое желание резко покинуть поле и уйти в раздевалку (I left abruptly, without telling anybody), ибо внезапно выяснилось, что в тебе накопилась несоразмерная усталость, ты истощен, болит плечо; Зидан не может забить, он больше не может выносить своих товарищей по команде, своих противников, он больше не может выносить мир или себя.
Меланхолия Зидана — моя меланхолия, я знаю это, это я подпитывал его, я чувствую это. Мир становится матовым, конечности обвисают, время кажется свинцовым, долгим, медленным, бесконечным. Зидан чувствует себя сломленным и уязвимым. Что-то внутри нас оборачивается против нас — и Зидан, отравленный усталостью и нервным напряжением, только и может, что совершить акт насилия, который приносит избавление, или акт бегства, которое освобождает; иным способом снять нервное напряжение, которое тяготит его, он не в силах.
С начала дополнительного времени Зидан неосознанно не переставал выражать свою усталость — за него говорила капитанская повязка, которая все время соскальзывала с руки, его вечно спадающая повязка, которую он неуклюже поправлял. Таким образом Зидан невольно сигнализировал, что хочет покинуть поле и вернуться в раздевалку. У него больше не осталось шагов, чтобы предпринять их, не осталось силы, энергии, воли, чтобы провернуть финальный трюк — последний росчерк пера чистой формы; удар головой, который Буффон — при всей его красоте — отбил несколькими мгновениями ранее, заставил Зидана окончательно признать свое непоправимое бессилие.
Форма, выраженная в настоящем времени, сопротивлялась Зидану — а это неприемлемо для художника, мы знаем, какие интимные узы связывают искусство и меланхолию. Художник, если он не может забить (score) гол, заполнит (score) собой умы.
На Берлин уже опустилась ночь, интенсивность света уменьшилась, и Зидан внезапно почувствовал, как небо физически потемнело над его плечами, оставив на небосводе лишь ободранные полосы сумеречных облаков — черных и малиновых. Никто на стадионе не понял, что произошло. Со своего места на трибунах Olympiastadion я видел, что матч возобновился после свистка, что итальянцы двинулись в атаку и что все вдруг двинулись в противоположном направлении. Итальянский игрок лежал на земле, поступок был совершен, Зидана настигли враждебные боги меланхолии.
Судья остановил игру, люди забегали по траве — к лежавшему игроку и в направлении помощника судьи, которого обступили некоторые из итальянцев; мой взгляд переместился слева направо, и, уткнувшись в бинокль, я инстинктивно выделил Зидана (взгляд всегда находит Зидана) — силуэт Зидана в белой футболке, стоящего в ночи в центре поля, его лицо крупным планом отпечаталось в линзах моего бинокля, и тут же я увидел Буффона, который возник из ниоткуда и начал говорить с Зиданом, начал тереть его голову, массировать его лысый череп и шею удивительным, ласкающим, обволакивающим жестом, как будто помазывая новорожденного ребенка, чтобы дать ему утешение и покой.
Я не понимал, что происходит, и никто рядом со мной тоже не понимал, судья направился в сторону небольшой группы игроков, среди которых был Зидан, и вытащил из кармана черную карточку, которую он поднял навстречу берлинскому небу, и я сразу понял, что она — черная карточка меланхолии — предназначается Зидану.
Поступок Зидана — невидимый, непонятный — был тем более впечатляющ, что его как бы не было. Для нас, кто наблюдал за матчем вживую на стадионе, ничего не произошло, мы ничего не видели — ни зрители, ни судьи.
Мало того, что поступка Зидана не было, но даже если бы он был, если бы у него возникло безумное намерение ударить головой одного из своих противников, то его голова никогда бы не достигла цели. Каждый раз, когда голова Зидана покрывала бы половину расстояния, отделяющего ее от груди противника, впереди оставалась бы еще одна половина, которую нужно заполнить, затем еще одна половина, затем еще одна, и так до бесконечности; голова Зидана постоянно приближалась бы к своей цели, но никогда ее не достигала — все равно бы что одно и то же движение зациклили в бесконечном слоу-мо; этого бы никогда не случилось, это было физически и математически невозможно (такой парадокс Зидана, если не Зенона); вступить в контакт с грудью противника — нет, никогда; зрители со всего мира увидели лишь мимолетный порыв, вспыхнувший в его голове.
⚽️⚽️⚽️ Покажи сборной России, как надо проявлять себя на Евро! У нас есть классный ТЕСТ