«Я посвятил себя тому, чтобы Кононов стал лучшим». Первое интервью тренера Михаила Кожевникова после «Спартака»

Александр Муйжнек

Поделиться

Комментарии

Два года назад времена в «Спартаке» были еще темнее нынешних — дошло до отставки Олега Кононова. В Москве и до того в Туле в штабе Кононова работал Михаил Кожевников — и какое-то время был самым молодым тренером РПЛ: в «Арсенал» Кожевников попал в 22 года. Михаил — однокурсник Кононова в Высшей школе экономики: они вместе обучались по программе «Спортивный менеджмент». До того он недолго поиграл в «Сызрани-2003» и закончил из-за травм, поступил в университет имени Лесгафта в Санкт-Петербурге и работал детским тренером. А сейчас возглавляет университетскую команду «Интер Лесгафта» — в начале октябре она выиграла первенство города.

Александр Муйжнек встретился с Кожевниковым и узнал все о работе с Кононовым, его принципах, характере и даже религиозности, а также о хаосе «Спартака», учебе с Викторией Лопыревой и новых планах в студенческом спорте, ради которого не жалко отказываться от РПЛ.

— Наша встреча с Кононовым — наверное, это судьба. Начав работу в его штабе, я сказал себе: «Этому периоду нужно посвятить всего себя. Чтобы Олег Георгиевич стал лучшим тренером в России».

— Тебе это удалось?

— Да.

— Кононов — лучший тренер России?

— В «Арсенале» и первое время в «Спартаке» — да, был одним из лучших. На уровне Семака. Мы с его «Зенитом» конкурировали, какое-то время шли лидерах.

Кононов — болельщик «Спартака» и реализовал давнюю мечту: поработал тренером любимого клуба. В «Спартаке» я помогал Кононову до последнего дня. До последней секунды игры с «Оренбургом», после которой случилась отставка, верил: еще вытащим.

— Как ты сохранял веру, когда «Спартак» валился?

— Я работал не на «Спартак», я работал с Кононовым. Не считаю себя тренером «Арсенала» или «Спартака» — я был именно ассистентом главным тренера. И старался отработать эту миссию на сто процентов.

— Лучший отрезок Кононова в «Спартаке»?

— С момента, как мы пришли, и до конца сезона-18/19. Приняли «Спартак» на девятом месте, до конца сезона шли на четвертом. Поражение от «Оренбурга» в последнем туре откатило нас на пятое, это была неприятная нота, хотя мы все равно пробились в квалификацию Лиги Европы.

— Ты отмечал силу Кононова как методиста. В чем именно он крут?

— Построение тренировочного процесса, работа с игроками. Как раскрывает молодых талантов и особенно как пробуждает мотивацию в возрастных . Григалава в Туле был после тяжелой травмы — я думал, больше не сможет играть. Но потом я увидел, как Георгиевич с ним работает. Постоянно говорил: «Ты сыграешь еще за сборную Грузии». Хотя, думаю, и сам Гия не верил в это.

Искренняя вера Кононова и помогла Григалаве (хотя он и сам был агрессивно настроен). Не сразу, но Гия вышел на прежний уровень, потом вернулся в основу и даже попал в сборную. Думаю, это было его мечтой.

— Мы с Григалавой общались про лишний вес. Кононов заставлял его худеть?

— Да, и это интересная работа. Георгиевич приставил к нему тренера-испанца: «Хесус, теперь ты работаешь с Гией. Можешь ничего ему не говорить — просто постоянные пробежки и взвешивания. Пускай ему это так надоест, так будет бесить его, что он наконец скинет».

И сработало. Григалава был в феноменальной форме.

Бывают люди говорят: «Да-да, я в тебя верю». Просто одно слово — «верю». Но Кононов общался так, что ты чувствовал, что это настоящая вера. Эмпатию тяжело обмануть.

— Как внушает Кононов?

— В первую очередь он религиозный человек. Верующий. Мне кажется, это идет изнутри.

— Лесовой рассказывал мне, как в Туле его провоцировал Черевченко: «Видел, что я могу еще больше, и заводил. Мне казалось: я хорошо сыграл, забил — может, меня похвалит. А он: «Ты 15 минут побегал, а потом стоял». Я думаю: «Ну как так? Что еще надо?» У Кононова подход другой?

— С одной стороны, у Кононова вера, о которой я говорил. С другой — давление. Когда ты не двигаешься в нужном направлении, Кононов мог очень жестко уничтожать. Старт сезона, когда мы только пришли, был очень тяжелым. Георгиевич постоянно прибивал. Но все в личной беседе. Публично — только защищал.

— Пример с Григалавой классный. А как Кононов работал с молодыми?

— Лесовому, Бакаеву, Мирзову в первую очередь требовалось тотальное доверие. Они чувствовали: можно ошибиться, не страшно, при этом на них ответственность. Тот же Зелимхан очень ценил, что его ставят в состав, и мог делать феноменальные вещи.

— Почему Бакаев не заиграл ни у Тедеско, ни толком у Витории?

— Не могу сказать. Мы регулярно встречаемся в Москве, поддерживаем контакт. Думаю, Зелимхан станет чемпионом России — не знаю, в каком клубе, но станет абсолютно точно. И основным игроком сборной тоже.

— Ребров рассказывал: «В день игры или за день до игры Кононов просит Леонида Трахтенберга рассказать команде какую-то историю о Спартаке». Команда, особенно легионеры, не офигевали?

— Георгиевич поддерживал многих людей в клубе, в том числе Леонида Федоровича. Он был тогда в трудном положении, но переживал за команду. Это был акт не мотивации, а заботы: «Давай, Федорович, выступай». Кононову дал Трахтенбергу — ветерану, старожилу, который многое значит для «Спартака» — возможность побыть с командой. Это мой взгляд на ситуацию.

Результат дает систематическая стратегическая работа. Если в «Спартаке» она будет длится несколько лет — как происходит в «Краснодаре» — успехи придут. Уверен: Галицкий в свое время станет чемпионом.

— Моя любимая цитата Кононова: «Я не тот, кто корабли сжигает, я порты сжигаю». А твоя?

— Помню диалог перед матчем нашего «Арсенала» со «Спартаком» в 2018-м: «Олег Георгиевич, мы нереальное количество времени уделяем команде, работаем с игроками — а результатов никаких нет, идем десятыми. Может, попроще надо? Мяч кинул, игроки бегают. Не разговаривать, просто установку дать, и понеслась». Георгиевич спокойно ответил: «Только терпеливый дойдет до цели».

Мы проигрывали 0:1, 1:2, полные трибуны… Состав «Спартака» был на голову выше. А Кононов еще впервые выпустил в основе Лесового — люди не понимают, какой пласт работы был проделан, чтобы Даня дебютировал именно тогда. Мирзов очень тяжелое восстанавливался после травмы и набирал форму, был не на пике. Лесовой и Мирзов забили, еще один — Ожегович, который пришел в последний день трансферного окна.

Я потом сказал Кононову: «Какая-то высшая энергия помогает вам».

— Кононов в «Спартаке» не справился с давлением?

— Думаю, это не давление, а просто хаос. Не было организованной структуры, четкой, понятной для всех.

После «Спартака» я сказал себе одну вещь: хочу стать или владельцем клуба или главным тренером. «Спартак» меня на это серьезно смотивировал — и до сих пор мотивирует. Там потрясающие условия, созданные владельцем, одни из лучших в России: академия, база, маркетинг, офис, стадион. Я поездил по европейским академиям, но такого нигде не встречал. «Динамо» (Загреб), Атлетико (Мадрид), Боруссия Дортмунд — все они уступают «Спартаку» в условиях.

Но все зависит от организации внутри этих условий. Сейчас я хочу поконкурировать с менеджментом и тренерским штабом «Спартака».

В существующих в «Спартаке» условиях можно было создать один из лучших клубов России, клуб европейского уровня. «Спартак» таким в свое время был.

— Какие ошибки Федуна ты бы не хотел повторить?

— Пока мы на разных планетах, чтобы так рассуждать. Человек владеет одним из крупнейших предприятий России, и у него фокус на сотне вещей, гораздо более важных, чем футбол.

— Атакующий футбол Кононова — утопия?

— Сейчас уже не могу сказать за Георгиевича — я взял часть методологии от него и сейчас ее реализую.

Чтобы наши клубы побеждали в еврокубках, большинство команд РПЛ должно играть более интенсивно, прессингуя на протяжении всего матча. Суть даже не в технике и тактике — это что-то на уровне базовых вещей: скорости работы мозга, ментальности. Как это было в свое время внедрено в Бундеслиге. Тогда вырастет уровень давления, скорость принятия решения. Кононов над этим и работал.

— Кто-то в РПЛ сейчас ставит такой футбол?

— Не могу сказать, просто потому что регулярно не смотрю чемпионат России.

— «Спартак» ты смотришь?

— Только еврокубки.

— И как тебе?

— Круто, конечно.

— Комбаров вспоминал атакующий футбол Кононова как пропаганду: «У нас на базе висели телевизоры — и Кононов попросил администратора, чтобы там всегда шли нарезки матчей „Спартака“ 70-х, 80-х, 90-х». Это работало?

— Систематичность работает. Повторение в тренировках и теории определенных вещей работает. Пропаганда — не знаю. В «Интер Лесгафта» мы воссоздали систематичность, которая была у Кононова.

— Какой вклад Кононова в методологию, которую ты применяешь сейчас в «Интере»?

— Многое я понимал ранее, но применение на практике — другое дело. Большую теоретическую базу Кононов привел к фактическому применению. Я увидел, что работает на высоком уровне, а что нет. Процентов 95 накопленных знаний я выкинул из жизни и оставил только самое ценное.

Для себя сейчас выделяю три опорных пункта:

1. Интенсивность. Тренировка должна быть максимально интенсивной, с минимальным количеством пауз. Можно убирать свистки на аут, фолы, пенальти, чтобы процент двигательной активности и скорость игры был пиковыми каждое упражнение.

2. Ментальность. Психологическое давление на игроков на протяжении всего времени. Так можно выработать эффективную копинг-стратегию, когда игрок выдает активную психологическую реакцию на происходящее. Пропущенные мячи, удаления и тому подобное должны вызывать у него положительную спортивную агрессию, чувство вызова — взамен апатии и потерю мотивации.

3. Скорость принятия решений. Агрессивный прессинг и контр-прессинг — в каждом упражнении. Скорость мышления растет лишь при работе под максимальным давлением и сопротивлением. И только если мы доведем эти принципы до автоматизма, они будут работать и в игре.

— Ты следил за Кононовым после «Спартака»?

— Да, конечно.

— У него получилось в «Риге»?

— Почему не получилось? Стал чемпионом, играл в квалификации Лиге чемпионов. Это факты.

— Кононов будет востребован в РПЛ?

— По тренерской работе он по-прежнему один из лучших. Его тренировочный процесс — продукт европейского класса.

— Вы проводили время с Кононовым вне футбола?

— Да, это важный момент. Есть такая книга «Код таланта», там описывается важный аспект — количество прикосновений, как много тренер и коллектив взаимодействуют между собой. В Туле у нас была маленькая тренерская комнатушка, мы там переодевались со всеми иностранцами — я с ними общался и поднял уровень английского. Каждый месяц мы со штабом собирались в ресторане. Думаю, эта энергия нам сильно помогала: у нас была масса точек соприкосновения.

В «Спартаке» у каждого была своя комната на базе: у Георгиевича, у помощников, тренер вратарей. Мы собирались только на совещание перед каждой тренировкой. И в какой-то момент у нас тренерские собрания прекратились. Собравшись потом тренерами по окончании сезона, мы поняли: время летело, и мы забыли про собрания. Такая нагрузка легла, и так мало времени было… Хотя это одна из основополагающих вещей.

— В чем еще для тебя разница в работе в «Арсенале» и в «Спартаке?»

— В «Арсенале» тренерство — это было 80 процентов работы. Основной функционал — эффективный тренировочный процесс, работа с игроками, поддержание атмосферы, психологический баланс.

А в «Спартаке» все было иначе. Главный тренер исполняет больше функцию топ-менеджера, управляет тренерским штабом и большим количеством процессов в клубе. Роль Семака в «Зените», например, также, на мой взгляд, поменялась по сравнению с «Уфой». И он справляется с ней эффективно, выдавая стабильные результаты.

В топ-клубе РПЛ на тебя обрушивается огромный поток информации. Фокус на тренировочном процессе и развитии игроков может потеряться. В «Спартаке», на мой взгляд, это ключевое препятствие.

— Главный фактор стабильности «Зенита» при Семаке — не финансовые возможности клуба?

— Ни в коем случае. Легко выдать четыре-шесть матчей, показать: круто играем, следуем принципам. А удерживаться на протяжении года, двух — это топ-класс.

Люди не до конца понимают, как тяжело дается работа в таком клубе, как трудно держать всех в тонусе, как держать на уровне психологию, физику, тактику, технику, самого себя. Семаку это удается третий сезон — феноменальная работа.

— Знаю, в прошлом сезоне Семак допускал конфликты в команде и какое-то время не мог их погасить.

— В этом суть. Конфликты происходят еженедельно, даже ежедневно, уверен. Но они не отражаются на игре. За полем что-то может быть, но на поле в игре «Зенита» я не замечал серьезных сбоев.

— У Кононова в «Спартаке» распылялось внимание — в отличие от Семака в «Зените»?

— Да. Повторю, как тренер, методолог он один из лучших в России. Его тренировочный процесс на европейском уровне.

— Чем ты занят сейчас?

— Только одной вещью — созданием студенческого клуба «Интер Лесгафта».

Я поступил в университет Лесгафта в 2013-м, и здесь не было футбольной команды. Мы ее создали, в 2015-м выиграли студенческий чемпионат. В этом году вернулись, чтобы создать профессиональный клуб на базе университета.

В свое время я сфокусировался на тренерской карьере — поработал с детскими, юношескими командами, потом в Премьер-лиге. Прошел несколько стажировок, последнюю — у Слуцкого. Там один человек (не Слуцкий) сильно мотивировал меня на тренерское возвращение: «Ты прыгнул на высокий уровень, но надо снова начинать с нуля как главный тренер». Работа главным тренером и ассистентом — две совершенно разных парадигмы.

В январе, по возвращении со стажировки, я понял: есть не так много клубов и владельцев, ценности которых я разделяю. Поэтому сам решил соединить две линии: стать основателем команды, возобновив ее историю, и стать главным тренером.

— Какое впечатление произвел на тебя Слуцкий на стажировке?

— Профессионал европейского уровня. Кто еще работал в топ-5 европейских лиг в последнее время? В РПЛ я сейчас смотрю только матчи «Рубина» — и больше ничего.

Еще в «Рубине» поразила феноменальная атмосфера доверия. Президент на равных, открыто общается со всеми. И игрок может посмеяться над главным тренером, тот в ответ — абсолютно никакой важности, никто не ставит себя выше кого-либо. Эта атмосфера — это один из примеров, который я подчеркнул для себя.

— Тебе нравится «Рубин» Слуцкого?

— Да, несколько моментов точно взял от него. Конкретно — расположение вингеров, одна из основополагающих деталей. Показателен пример Хвичи: он регулярно выдерживает ширину, чтобы принимать мяч на пространстве, где можно активно идти в обыгрыш. Бакаев — такого же типа игрок.

— Чего хочешь добиться с «Интером»?

— Ключевая мотивация — передать тренерский опыт людям, которые мне помогают и которые хотят профессионально расти. Второе — выйти самому на новый тренерский уровень.

Когда я стал погружаться в контекст, понял: студенческого спорта в России просто не существует. В целом все сводится к одному правилу в регламенте — в студенческих соревнованиях могут играть профессионалы.

Это убивает концепцию полностью. Константин Дзюба, исполнительный директор «Рубина», рассказывал мне об одном правиле в Америке: там на студенческом уровне все проходят детальную проверку, что ты не играл на профессиональном уровне. Иначе ты просто не сможешь поступить в университет и выступать за студенческую команду. У нас же, наоборот, набирают в вузы профи — ради одного-двух турниров в год. Футболистам, не заигранным за топ-клубы, тяжело дать достойное сопротивление команде, составленных из игроков ПФЛ-ФНЛ. Значит, для многих создавать и работать с полноценными студенческими клубами бессмысленно. Сама идея социального лифта из любителей в профи подрывается.

Мы заявились в чемпионат Санкт-Петербурга, в высшей лиге которого играют профессиональные клубы («Звезда», «Динамо»). Мы стартовали с первой лиги. Создали сразу две команды: молодежную и взрослую, но костяк единый — 20-30 игроков. Решили протестировать лимит РПЛ (до перехода на новый) на студенческом спорте: студенты Лесгафта плюс восемь легионеров — игроки любых вузов. Если будешь тренировать в РПЛ, будешь подстраиваться под такие же условия. Я понимал: с нашими студентами мы сильно ограничены, но сами себе придумали такой концепт и сами его исполняем. Некоторые «легионеры» команды впоследствии поступили в наш вуз.

— Профессионалы тоже есть?

— У одного человека с третьего курса был контракт с «Акроном». Для меня это тоже особая мотивация: он был лучшим бомбардиром Санкт-Петербурга, вышел из академии «Зенита», но сейчас остался без команды. Он пришел к нам, отказавшись от клубов с окладами. Хотим стать платформой для перехода дальше — для него, для других игроков, включая специалистов.

— Сколько стоит содержать «Интер»?

— Мы очень экономны, иначе не выжить.

— Кто обеспечивает клуб?

— На данный момент личными средствами. Но мы уже подготовили стратегию акционерного сообщества: она очень тяжелая в своей реализации, но почему-то верю именно в нее.

Содержать клубы той же ФНЛ или ФНЛ-2 — большая ноша. А студенческий спорт — наверное, единственный, который может приносить прибыль. Низкие расходы на инфраструктуру, логистику, зарплатный фонд и маркетинг. При этом аудитория — молодежная. Большому серьезному клубу тяжелее такую аудиторию привлекать. А студенческий спорт может быть финансово выгоден.

Наша ключевая цель — не титулы, они мало что значат. Мы должны быть финансово независимыми и прибыльными. Только так можно выжить и обеспечить устойчивое развитие

— За счет чего?

— Классические бизнес-направления — мерчандайзинг, медиа, конференции, спонсорство, обучающие продукты. Если для больших клубов это практически незаметные статьи дохода, то для студенческой команды они могут быть жизнеобеспечивающими.

— Зачем вы спонсорам, если не ради благотворительности? Когда ты впервые создавал студенческую команду, то затащил спонсором службу доставки еды «Достаевский».

— Это был крутой кейс. Первый студенческий клуб в лиге Санкт-Петербурга со спонсором — это стало инфо-поводом. В то время это была актуальная большая молодежная аудитория. Сейчас «Достаевский» работает с «Сочи» — хотя я считаю, спонсорство с брендом студенческого футбольного клуба может быть более прибыльным, чем с профессионалами. Тот же «Амкал» уже переигрывает многих в плане спонсорской привлекательности, и студенческий спорт может стать таким же.

— На какие примеры ты опираешься? В России есть хоть один успешный кейс?

— Американский студенческий спорт. Там на студенческом уровне получают зарплаты не меньше, а чаще гораздо больше, чем у нас нас профессиональном — уникальная история. Посещаемость, бизнес процессы, профессионализм. Если мы до этого дойдем…

— С чего вдруг дойдете?

— Может быть, я кардинально ошибаюсь, но чувствую в воздухе тренд студенческого спорта. Заскочим мы в него или нет, увидим — может, наш стартап и не выстрелит. Я на сто процентов готов к его смерти. Уже похоронил, считай. Но представь, если взлетим?

Весь мой день сейчас занят «Интером». Утром — бизнес и медиа составляющей, вечером — тренировки и спортивный блок. Две наши команды сыграют 40 матчей за 100 дней. Уровень команды АПЛ, участвующей в 4-5 турнирах одновременно.

— Как ты все успеваешь?

— В моей жизни больше ничего нет. Только один проект. Никогда не достигал такой концентрации. Отказывался, как бы было ни больно, от крутых вещей: эфиры (вроде «Тотального разбора» на «Матч ТВ»), выступления в Высшей школе экономики. Просто сказал себе: «У тебя есть один проект — и на этом все. Тебя будет олицетворять только „Интер Лесгафта“, посвяти этот год клубу».

— На что ты живешь?

— В 20 лет, когда начинал тренировать детей, я зарабатывал восемь тысяч рублей в 20 лет. Потом поднялся до 13 тысяч в ДЮСШ. Дорос до профессионального уровня — с ним вырос и доход, но режим жизни — практически армейский — не изменился. Даже в «Спартаке» так же ходил в экипировке, жил и питался на базе, ездил на электричке. С увеличением доходов расходы у меня практически не изменились. Поэтому сейчас есть возможность реализовать свои идеи [и обеспечивать себя].

— Из твоего интервью Sports.ru можно сделать вывод, что тебя взяли в Высшую школу экономики благодаря эссе.

— Нет, я прошел несколько этапов — например, личное собеседование. Требовался профессиональный менеджерский опыт. Постоянно затягивал с подачей документов — сомневался, идти или не идти. Подал в последний день.

— Я тоже писал сочинение, когда поступал на журфак, и там далеко не идеал. У тебя местами трогательно (про доставку пиццы), но в целом какая-то совсем лирика: «большой Путь», «руины давно ушедшего успеха», «великая футбольная империя». Что ты в этот текст вкладывал?

— Повторю, очень поджимали сроки. Написал за минут 30 то, что сидело в тот момент на сердце. Перечитывал его, удивлялся — это правда мои мысли в 20-21 год.

— Сейчас бы ты такое не написал?

— Немного иначе.

— Как именно?

— Я бы написал два слова, и все.

— «Интер» и «Лесгафта»?

— Да.

— Ты учился не только с Кононовым, но и с Викторией Лопыревой!

— И многим привожу ее в пример. Все считывают образ Лопыревой: модель, мисс России. Но я увидел человека, который может дать фору многим преподавателем в ВШЭ. Я был удивлен разницей между образом и реальностью — у нее очень много профессиональных знаний.

— Кто твои родители и как они на тебя повлияли?

— Мама до моего рождения работала преподавателем в детском саду. Моя базовая тренерская линия — как раз от мамы. Только сейчас понимаю: как она работает с людьми как педагог, вытягивает их на новый уровень — это гениально.

После моего рождения она открыла свое дело: товары для дома и быта. Развивала бизнес с нуля, помогала обеспечивать семью, развила предпринимательским навыки, брала на себя большие риски. Когда я начал финансово помогать семье, мама вернулась к работе учителем истории и обществознания в школу в родном городе.

— Так, а папа?

— Он привил мне две вещи: ответственность за родных и любовь к спорту. Раньше он регулярно играл в футбол, я постоянно ходил с ним.

Так и родилась моя тренерская история — педагогический талант мамы и любовь к футболу отца. Сейчас он больше играет в хоккей, и если бы у них теперь с мамой родился ребенок — наверное, стал бы хоккейным тренером.

— Сколько стоило твое обучение в Вышке?

— 180 тысяч рублей.

— Обеспечивали родители?

— Сам. Работал руководителем в детской футбольной школе, писал методику более, чем год: «Настольная книга тренера «Футболики». В общей сложности заработал на ней 80 тысяч. И сказал основателю: «Стас, я готов не забирать деньги, давай просто мы с партнером на эту сумму купим и откроем франшизу в Сызрани». Стоимость франшизы тогда была как раз около 180 тысяч рублей.

Открыли с партнером школу, набрали более 70 детей. После я увидел: открывается набор в ВШЭ. Предложил партнеру выкупить мою долю по минимальной цене. Других вариантов не было. Продал филиал за 200 тысяч. 20 отправил маме, 180 ушло на год обучения.

— Простой студент из Сызрани добрался до «Спартака» на чистом энтузиазме. Это правда доступно любому?

— Да-да. Последние накопленные деньги потратил на поступление на лицензию B. Но именно лицензия и обучение в вышке, как оказалось, дали шанс работать в профессиональном клубе. Когда я приехал в Тулу, денег абсолютно не было — даже у родителей брал взаймы на залог за квартиру, до первой зарплаты.

Постоянно шла игра ва-банк. Я на каждом этапе мог прогореть. И сейчас даже не понимаю, как я мог на это решиться и как выбрался из этого. Постоянно висел на тоненькой ниточке.

— Сейчас же у тебя есть стабильность. Очевидно, накопления после работы в «Спартаке»?

— На самом деле стабильности ноль. Шанс только один — «Интер Лесгафта». Если не получится, можно заканчивать карьеру.

— Работа в РПЛ — все-таки чуть большая стабильность. А ты от этого отказался.

— Да, стабильная зарплата. «Интер» — не про это. Только про стабильные расходы.

— Представим: зовут куда-нибудь Кононова, хотя бы даже снова в Тулу. Ты пойдешь?

— Не думаю ни о чем, кроме «Интера». Даже мысли о чем-то другом уводят от главного.

Перед одним сентябрьским матчем я сказал игрокам: «У нас есть два месяца, чтобы посвятить себя пути, который мы выбрали. Если вам нужны деньги здесь и сейчас, если перейдете в другой клуб — я вас пойму». Многих ребят уже приглашали на оклады, а у нас только небольшие бонусы за победу. Горжусь теми, кто пошел с нами до конца.

— Ты сейчас учишься?

— Да, на втором курсе аспирантуры. Но это уже не обучение: научная работа и фокус на создании команды на базе университета.

С Эдуардом Безугловым и Михаилом Бутовским (бывшие врачи сборной России, сейчас в ЦСКА и «Рубине» соответственно — Sport24) мы сделали статью про феномен отцовства. Готовили более полутора лет, переделывал раз десять.

— Перескажешь тезисы?

— Влияние феномена отцовства на карьеру профессиональных игроков. Количество матчей, забитых голов, новые контракты, их финансовые условия, титулы — на все это влияет беременность жены и рождение ребенка. Если не ошибаюсь, 70 процентов основного состава сборной на Евро-2008 была из игроков, у которых маленький ребенок (до года) или беременная жена. Например, Семак, Аршавин. И они сыграли ключевую роль на Евро.

Появление ребенка — определенный стресс, но мотивация и ответственность выводят человека на новый уровень. Мы в «Спартаке» обращали на это особое внимание в трансферной политике. Сейчас у Ларссона тоже родился ребенок. Он был на пике в тот период. Айртон также. При адаптации в чужой стране, в новой команде это очень сильный фактор, он мотивирует на преодоление.

Тот же пример Глушакова в «Спартаке». У Дениса вообще все пиковые точки связаны с рождением детей. В «Локомотиве», «Спартаке», и сейчас даже в «Химках»: у него уже третий ребенок и третий профессиональный расцвет.

— У тебя были предложения из РПЛ после «Спартака»?

— Общались с разными академиями и клубами. Звали тренером, аналитиком.

— Ты отказался от этого еще до «Интера»?

— Да, не сходилось. Интуитивно чувствовал: не мое. А сейчас ради людей, что собрались в «Интере», готов на все. Мотивация пиковая.

— О чем ты мечтаешь?

— Было бы весело выиграть Лигу Чемпионов с клубом или европейский титул со сборной России. Как минимум, повлиять на это. Не важно, в каком статусе — владельца клуба, главного тренера, основателя академии.

— Это реально с Кононовым?

— Это моя мечта. Только я могу за нее отвечать.