«Если Овечкин скажет «давай по пиву», то диетолог будет бессильна». Интервью белоруса Устименко об НХЛ и Америке
Кирилл Устименко — вратарь удивительной судьбы. Будучи белорусом, он переехал в детстве в Санкт-Петербург и принял российское гражданство. Еще играя в МХЛ, он получил вызов в олимпийскую сборную России, после чего уехал в Америку. Там Устименко в течении трех сезонов выступал в системе «Филадельфии». За это время Кирилл пережил три операции и до сих пор восстанавливается, уже будучи игроком «Трактора». Ему точно есть, что рассказать.
— Когда вы начали тренироваться?
— На лед вышел почти два месяца назад. Но это было без формы. Потом постарался покататься с командой. Но это нормально, так как нога еще болит. Это долгий процесс, все расписано и идет по плану.
— Как сейчас проходит ваш день?
— Занимаюсь с реабилитологом своим и тренерами.
— Каково вам без игр и полноценных тренировок?
— Скучно, конечно. И морально бьет немножко. Но ничего страшного, это профессиональный спорт. Нужно перетерпеть, правильно восстановиться. Я понимаю ответственность этого процесса, и от этого немного полегче.
— Вы переехали в другой клуб, в новый город. Мало кого знаете. Скука от этого удваивается?
— Вот тут как раз нет. Тренеры меня поддерживают, говорят, что ждут меня на льду. Мне не то что скучно, а скорее я скучаю по играм.
— Вы не оторваны от команды?
— Нет! Постоянно с парнями. У меня расписание стоит впритык к тренировкам основного состава. Я всегда рядом, все подстроено под команду.
— Как так получилось, что уже будучи травмированным, вы подписали контракт с «Трактором»? Это большая редкость.
— За это надо сказать большое спасибо клубу, тренерам и персоналу. Они доверились мне, что-то увидели во мне и хотят, чтобы я в дальнейшем представлял «Трактора».
— Вы могли представить ситуацию, что на все эти месяцы останетесь без команды и один на один с травмой?
— Нет. Велись переговоры с «Трактором» еще когда я был в Америке и сезон не закончился. Я был очень сильно заинтересован именно в этом клубе. Мне очень сильно повезло, что во мне так же были заинтересованы.
— Откуда у вас заинтересованность именно в «Тракторе»?
— Я же общаюсь с русскими ребятами, тренерами. Может быть, не так погружен в историю «Трактора», но слышал много хороших отзывов об этом месте и о людях, которые здесь работают. Если честно, я не горел желанием ехать в Москву или Санкт-Петербург. «Трактор» — топовый клуб, здесь хороший коллектив и тренеры. Я же собирал информацию. Играя в Америке, я думал о продолжении карьеры и взвешивал разные варианты. Картина складывалась так, что оптимальным клубом для меня стал «Трактор».
— Про то, что вам не близки Москва и Санкт-Петербург, вы говорили и раньше. Мол, там не такие добрые и отзывчивые люди, как в вашей родной Беларуси.
— Челябинск как раз в этом плане что-то вроде Беларуси. Тут люди намного мне ближе. В целом атмосфера, город. Лично для меня Москва — это не город для жизни. А вот Челяба — да!
— Панельки и трубы не смущают?
— Да я возле Чернобыля родился, чего мне бояться?
— ?
— Между моим родным Гомелем и Чернобылем меньше 200 километров. Мой дед видел момент взрыва. Они с моей мамой куда-то ехали, стояли в поле, увидели этот гриб и развернулись в обратную сторону. Вот такая семейная история.
— Возвращаясь к Москве и Санкт-Петербургу. Вы ведь много играли в Питере…
— Москва — это просто не мое. Я не говорю, что это плохой город или там злые люди. Злые и добрые люди есть везде. Но душа не лежит. Питер, мне, конечно, куда ближе.
— Слышал, что у вас есть диетолог. Это необходимость, связанная с восстановлением после операции?
— Да. Она мне как жена, честное слово. Постоянно на связи. То нельзя, это нельзя. Отчитываюсь ей когда домой прихожу, сколько выпил воды. Фотографирую еду, и только когда дает добро — я ем.
— Что нельзя прежде всего?
— Прежде всего, нужно забыть о хлебе и макаронах. Нельзя употреблять алкоголь.
— А раньше часто себе позволяли?
— Да нет. Макароны разве что перед играми ел. И ей говорю «ну а как?». Это же классика для хоккейных столовых: курица и макароны. Но нет, сказала, что нужно заменять правильными углеводами. Все это нужно для того, чтобы я не умер на тренировке. Что касается хлеба, то я его начал есть только в Челябинске. В Америке как-то попробовал и не понял, из чего он делается. Какая-то резина. Пиво мог выпить иногда в компании с ребятами из команды, конечно, в пределах разумного.
— Насколько в Америке принято «восстановление по методу Ковальчука»? В раздевалках после матча стоит пиво как в немецких футбольных клубах?
— Нет, такого не встречал. Не думаю, что кто-то глобально против таких методов восстановления, но в раздевалке у нас пива не было точно.
— Обычно к тому, что нужно следить за собой и пользоваться услугами того же диетолога, российские хоккеисты приходят уже после того как поиграли в НХЛ, и чаще годам к 30. За время игры в США какие-то новые привычки вы приобрели?
— Конечно, с каждым годом ты будешь прогрессировать. Смотришь на классных игроков, подсознательно что-то у них перенимаешь. Я уже не тот вратарь, что был в 15 лет или 20. Хуже точно не стал. Прогрессирую. Например, точно стал лучше разминаться. Пришел к этому после травмы. Если не разомну ноги, то все будет очень плохо.
— У вас же это вторая операция? На одном и том же месте?
— Вторая, но места разные. Хоккей меняется, меняется техника. Отсюда и страдают определенные части тела. Я стал замечать такую тенденцию после того как сам перенес первую операцию. У знакомых вратарей схожие проблемы: что-то болит, воспаляется. Когда я свою ногу два года назад прооперировал, врачи в Беларуси не могли понять, что со мной. Я на тот момент был в аренде в «Гомеле», через боль сыграл пару игр. Не хотел парней подставлять, но сам не мог понять, что со мной. МРТ сделал, а нога болит. Ко мне главный тренер подошел и спросил: «Скажи честно, ты халявишь? Решил просто отсидеться?».
— Жестко.
— Он, на самом деле, нормальный мужик, подошел и по-мужски спросил. Тут вообще без обид. Тренера, кстати, зовут Сергей Стась — старший брат Андрея Стася, с которым мы теперь одноклубники. Я ему постарался донести, что я хочу играть, но не могу. Доктора не видят ничего, тренер — тем более. Я старался, месяц растирался, а под конец уже ходил еле-еле, хромая на одну ногу. Все мышцы хрустели, будто трутся о кости. Это ненормально!
— Жуть.
— А теперь представьте мое состояние. В какой-то момент мой доктор из Америки, которому уже под 80 лет, пишет мне, почему я столько не играю. Он на опыте, что-то сразу начал подозревать. После третьей недели, доктор звонит и говорит «ну все, тебе жопа, я знаю, в чем проблема». Меня отозвали из аренды, я сразу же прилетел в Америку. Операцию нужно было сделать немедленно. Восстанавливался весь сезон в Америке, не играл. Только под конец мог тренироваться с командой. А потом, когда пошел на сборы, понял, что у меня и правая нога также заболела…
— Почему сразу тогда не сделали еще одну операцию?
— Нет-нет. Я сразу сказал, что не лягу под нож. Чтобы пропустить еще один сезон? Мысленно я на себе крест уже ставил. Сказал, что буду играть на уколах и совсем немного недотерпел до конца сезона.
— Что было после того, как сделали вторую операцию?
— Я остался там, в Америке. Прошел трехмесячную реабилитацию и уехал. Поблагодарил всех тренеров по вратарям. За три года я с их помощью очень вырос. Там отличные тренеры! Клуб меня нормально отпустил. Даже контракт не предложили.
— Что же в этом нормального? «Филадельфия» дала понять, что в вас не заинтересована. Это ведь должно бить по самолюбию.
— Я хотел, чтобы они мне не предлагали контракт. Так я становился неограниченно свободным агентом. Мой агент Ден Мильштейн договорился с «Флайерз», чтобы меня просто так отпустили. По самолюбию мне это точно не бьет. Я уехал в тот клуб, в который хотел.
— Вы говорите, что в «Филадельфии» классные тренеры. А что там было не так?
— Я думаю, что со мной было что-то не так. Если бы ловил шайбы и не был бы травмирован, то все было бы по-другому. Я первый сезон очень неплохо провел, хоть в основном и в ECHL, а потом наступил коронавирус. Меньше 40 матчей в итоге провел. Потом весь сезон пропустил, а «Филадельфия» понимала, что и следующий будет рваный. У меня к ним претензий нет. Мы вместе проделали большую работу. Я ведь только там прочувствовал, что такое мужской хоккей.
— Кирилл Устименко в момент отъезда в Америку и Кирилл Устименко сейчас. Чем они отличаются?
— Опытом, прежде всего. Игры, тренировки с топовыми игроками или даже просто хорошими игроками многое дают. Даже АХЛ я считаю топовой лигой.
— Кто вас на тренировках с «Филадельфией» поразил?
— Клод Жиру! Однозначно. Он реально зверь. Я не могу сказать, что у него бросок очень сильный. Не скажу, что скорость просто бешенная. Но есть чуйка, руки. Он точный очень. Голова всегда поднята, может в любой момент пас отдать. Я с ним всегда тренировал буллиты! Когда-то проигрывал, когда-то выигрывал. Когда выигрывал — мне везло (смеется). Мы с ним играли на бутылочку колы.
— Дедовщину Жиру и другие лидеры устраивали молодым?
— Нет, вы что! Дедовщина есть разве что в МХЛ. Там 20-летние могут щемить 17-летних. Во взрослых командах такое практически не встречается. Слышал, что есть такие мужики, которые «кусают» молодых только потому, что так хотят. Но мне такие не попадались. У меня коллектив был вообще классный. У нас всего несколько человек был под 30 лет. В основном все от 21 до 25 лет. В НХЛ тоже со всем свободно общались. Каждый раз, когда на командном ужине я порывался скинуться, мне хотели по лбу дать. Мол, дурак, куда ты со своим контрактом лезешь! Говорили «ты нас не уважаешь?». Мне об этом и наши русские парни говорили: Проворов, Замула, Рубцов. Там же если тебя поднимают в НХЛ, то зарплата сразу меняется, миллионы сыпятся. А «внизу» совсем небольшие деньги.
— Но тот же Рубцов, как и вы, не играл в НХЛ.
— Да, ему не дали шанса. Как и всем русским.
— Вы говорите «как и всем русским». Вас, уроженца Гомеля, там тоже русским считали?
— Поначалу точно. Они, кажется, только когда мы с Сушко приехали, узнали о существовании такой страны как Беларусь. Я не скажу, что у меня все идеально с географией, но в Америке совсем все плохо. Там есть люди, которые показывают на свою страну на карте, и говорят, что это Россия. И наоборот: Россия — это Америка. Как можно не знать, что Россия самая большая страна в мире? Я этого не понимаю. Возможно, в каких-то бедных странах есть и более необразованные люди. Но это Америка! Почему люди не учатся, не интересуются?
— Проворов же учился в американской школе, уехав в 14 лет из Ярославля. Он, кстати, уже американец или больше русский?
— Не замечал в нем каких-то американских замашек. Русский как русский.
— Он в вашей русско-белорусской компании был за старшего?
— Да не сказал бы. Не было такого от него, что «пойдем туда, пойдем сюда». Не то чтобы он совсем правильный…Скорее профессионал. Ни пьет, ни курит, встает и ложится строго по расписанию, питается правильно, тренируется.
— Что все-таки американцы знали про Беларусь?
— Я их учил (смеется). Говорил, что Беларусь находится на первом месте по количеству рек и озер в мире. Они говорили «Как? Она же такая маленькая!». Не понимали, что может быть не одна большая река, как где-то в Америке, а много маленьких. Мату, разумеется, тоже обучал. Потом, когда играли против русских парней, я партнерам кричал «ну скажи ему, скажи!». Организовывал своеобразный трешток. Что-то не выговаривали, но в целом получалось неплохо.
— Кто из наших парней, против которых вы выходили в АХЛ, заслуживает играть в НХЛ?
— Всех не вспомню, но первым на ум приходит Егор Шарангович. Впервые с ним столкнулся три года назад и уже тогда понял, что парень далеко пойдет. Ну, он и дошел, сейчас играет в основе «Нью-Джерси». Вот он — машина. Молодец, дотерпел.
— Вы упомянули белоруса Шаранговича. А много ли у вас друзей осталось на родине, учитывая, что вы довольно рано уехали в Россию?
— У меня, наверное, только один друг из Беларуси. Да и тот живет в Москве. В детстве я был очень скромным, особо ни с кем не общался. Хоккейные темы с парнями особо не обсуждал. Я любил всегда играть в хоккей, а не смотреть его. Я только лет в 11-12 узнал, кто такой Овечкин! Все уже о нем говорили, а я только через какое-то время увидел «О, Овечкин!». Потом уже, конечно, начал восхищаться. Зверь. Он сейчас Бог НХЛ!
— Странно, что вратарь восхищается нападающим, а не другим вратарем.
— Мне Овечкин очень нравится как спортсмен. И как мужик. Уверен — он классный партнер по команде. Был же однажды опрос «с кем бы вы хотели выпить пиво?», где Александр уверенно победил. Я бы с ним тоже выпил.
— Но нельзя. Диетолог пиво вам запретил.
— Ну, тут она уже будет бессильна. Особый случай. Если Саня скажет «давай по пиву», то я не смогу отказаться.
— С кем бы еще выпили?
— На самом деле, с нашим тренером — Анваром Рафаиловичем.
— Гатиятулина многие знают как очень сдержанного и не особо эмоционального человека. Каким вы увидели, когда приехали в Челябинск?
— Просто классный мужик! Еще до того, как приехать, я говорил с разными людьми. И ни один мне не сказал про ни одного плохого слова. Вообще ни одного! Он не унижает игроков, не садит никого на скамейку без причины. Справедливый мужик. Если он сказал — он сделает. Я не скажу, что я с Анваром Рафаиловичем постоянно общаюсь, но все вижу и понимаю.
— Ваш тренер по вратарям в «Тракторе» — Георгий Гелашвили. Он был очень эмоциональным и даже вспыльчивым. Сейчас это как-то проявляется?
— Он мне кстати уже говорил «не делай как я». Фокусировка должна быть только на шайбе, нельзя распыляться на другие ситуации, которые происходят на льду. Нельзя вестись на провокации. На своем опыте он учит нас.
— У вас бывало в Америке, что вы кого-то лупасили клюшкой?
— Клюшкой — нет. Если я хотел подраться, то скидывал перчатки.
— Серьезно?!
— Такое было один раз. Мой первый сезон. ECHL. Играли на выезде, понимали, что соперник не может забить. А у них капитан — тафгай, два метра ростом. Так он еще и пожарный помимо всего прочего. То есть человек играет в хоккей, тренируется, а потом едет на смену. Я был в шоке, когда узнал! Он по идее защитник, а его поставили на пятак. Он должен был закрывать мне обзор, но он не закрывал, а брал клюшку в две руки и херачил мне по ключице, по шее. В итоге я какой-то момент взял его за визор, все скинул и уже встал в стойку. Понимаю, что он на полторы головы выше. Сразу как-то не оценил, не подумал…Развязка же такая, что защитник из моей команды полтора метра роста вступился за меня. Ему лицо набили так…Ой!
— Проставились ему потом?
— Просто сказал «спасибо». Он после этого побоища игр пять пропустил, лечился. Так его отколошматили. А на его месте мог быть я. А в следующей игре с этой же командой за меня вступился наш точильщик. Этот тафгай стоял рядом с нашей лавкой, так точильщик с лавки ему треснул и побежал (смеется). Тот принялся залазить на лавку, наша команда вся поперла на него, судьи подбежали.
— Вы, наверное, подумали «куда я попал?»
— Не то слово. Там мужик такая рама! Ему лет 40, седой, лицо все в шрамах. Просто убийца. Ему сказали выключить кого-то — он выключит.
— В ECHL нельзя задерживаться?
— Нельзя. Я чуть подзадержался.
— Каково вратарю там играть кроме опасности встречи с такими персонажами?
— На самом деле есть такая тенденция, что молодых вратарей отправляют в ECHL для получения практики. Много было примеров, когда вратари начинали с третьей лиги, а потом становились первыми в клубе НХЛ.
— Антон Худобин играл в Ист Косте.
— Этого не знал. Но я однажды удивился, что таких вратарей много.
— Когда вы играли в ECHL, думали, что тоже можете пройти этот путь до НХЛ?
— Да. У меня был пример — Джонатан Куик. Перед тем как заиграть в «Лос-Анджелесе» и стать одним из лучших вратарей НХЛ, он провел сезон в Ист-Косте. Мне о нем рассказывал мой реабилитолог, который работал с Куиком. А Джонатан в свое время был одним из моих любимых вратарей. У него специфическая техника.
— За эти три года вы хоть раз были близки к дебюту в НХЛ?
— Был. Но это была скорее фейковая ситуация. Я сидел, сидел, сидел. Думал, ну вот-вот! Завтра я выскочу. Завтра — точно! Но нет. Завтра не наступило. Это когда Харт был на травме. Но Джонсон играл и играл. Я тогда был на уколах, но думал, что если даже заболит нога — все равно выйду.
— Для вас было важно поставить галочку напротив НХЛ, сыграв там хотя бы один матч?
— Это была моя цель. Я хотел стать первым.
— Когда только ехали в Америку?
— И не только тогда. До сих пор хочу.
— Каково было в «пузыре», когда «Филадельфия» вызвала вас на плей-офф?
— Тренировки, тренировки…Каждый день велосипед крутил. Сказка! И смотреть матчи с трибуны — кайф. Если серьезно, то я болел за ребят и никому не желал травмы. В то же время я понимал, что может сложиться все так, что я попаду сначала в заявку, а потом и в раму встану. А там три раза мимо ворот бросят — уверенность прибавится. Потом головой отобью, еще чем-то. И вот она! Выиграл игру случайно.
— То, что в НХЛ играют Василевский, Шестеркин, Бобровский, идет на руку другим русским вратарям? В частности, вам.
— Я постоянно слышал от американцев, что русские вратари — это бомба! Правда, в этот момент они вспоминали, что я белорус.
— Вас же перед отъездом в НХЛ вызывали в олимпийскую сборную России, где были Шестеркин и Капризов. Понимали ли тогда, что это те ребята, которые вот-вот начнут разрывать НХЛ?
— Честно говоря, я там чувствовал себя не в своей тарелке. Все было несовременно. Я осознавал, что мне на этом уровне рано играть. Из МХЛ попал в сборную без особых объяснений. К тому же, не мог поладить с парнями, хотя ехал с энтузиазмом. В итоге ходил вместе с Сухачевым, больше ни с кем не общался. Если бы не он — я бы там затух. Не самые приятные для меня воспоминания.
— Алексей Мельничук рассказывал, что Брент Бернс кормил молодых игроков «Сан-Хосе» стейками из дичи, которую сам же и убил. Вы ходили к кому-то на ужин?
— Нас, бывало, Ким — наш тренер по вратарям, собирал у себя. Тоже делал стейки, собирал всех киперов, устраивал барбекю. К мужиками из команды нас, белорусов и русских, часто звали. Мы были самые crazy (смеется). У Жиру чаще всего бывали в гостях. Причем у него довольно скромный дом. Да, большой, с бассейном, но без изысков. В подвале тоже ничего особенного нет, обычный земной ремонт.
— Какая у вас была реакция, когда Жиру обменяли?
— Я так расстроился…Да все расстроились. В городе вообще жесть творилась. Сайты пестрили комментариями. Легенду отдали! Мне столько лет нет, сколько он играл в «Филадельфии». И ведь до сих пор ему деньги платят.
— Уход Якуба Ворачека воспринимался иначе?
— Я тоже тогда огорчился. Он был самый русский! Даже более русский, чем мы. Якуб очень спонтанный. Мог выдать любую дичь, при этом мужик охрененный. Ворачек всегда с пониманием ко мне относился. Например, некоторых партнеров по команде бесило, что я мало говорю по-английски. А он всем давал по шапке, кто на меня наезжал по этому поводу. Когда сидели в «пузыре», Якуб за меня постоянно заступался.
— По-русски не говорил?
— Чуть-чуть.
— Кто в «Тракторе» такой же мужик как Ворачек, который держит раздевалку?
— Бурдасов! Сто процентов. Он вообще красавчик. Антон разбавляет атмосферу, когда что-то идет не так. Открытый мужик, на опыте, вернулся домой.
— Какие ассоциации у вас были с Челябинском до того, как приехали сюда?
— Метеорит и, собственно, «Трактор». На самом деле, я успел поездить по городу, посмотреть все. Здесь очень удобно. Мне нравится как все расположено.
— Учитывая, что в Америке вам нужно было разрываться на три лиги, тяжело было в бытовом плане?
— Не сказал бы. Все команды системы базировались недалеко друг от друга. До домашней арены «Флайерз» мне нужно было ехать час. До места, где играет команда ECHL, столько же. Хотя у некоторых клубов до фармов нужно лететь на самолете.
— Жилье было дорогое?
— Не знаю, мне снимали всегда.
— Как так? Владимир Ткачев рассказывал, что платил по $6 тысяч в месяц и чуть ли не в минус играл в АХЛ.
— Так мой агент Ден Мильштейн, видимо, договорился. Меня это никогда не заботило. Причем что в одной лиге, что в другой, что в третьей — везде снимали.
— Когда вас брали в «пузырь» с главной командой, зарплата поднималась?
— Насколько помню, нет. Только бонусы. Но бонусы небольшие.
— За эти три года в Америке вы накопили какую-нибудь финансовую подушку?
— Да, конечно. Я точно играл не в минус.
— Вам много нужно для жизни?
— Нет. Совсем нет. Нас же кормят! На остальное особо не трачусь. Большие покупки шли в семью: дача, квартира, шесть машин…
— Шесть машин?!
— Не удивляйтесь. Я же не для себя их покупал. У отца есть таксопарк. Я ему немного помог в бизнесе. Сделал небольшой толчок.
— Вы себя дома чувствуете в Гомеле?
— Я очень давно уехал из Гомеля. Но когда бываю там, то, конечно, испытываю ностальгию. Я и в Санкт-Петербурге долго прожил. Даже не знаю…Надеюсь, в Челябинске почувствую себя как дома.
— Расскажите историю о том, как вашему тренеру, чтобы привезти вас в Россию, пришлось оформлять опекунство.
— Мой первый тренер — Владимир Потапов. Я считаю своим вторым отцом. Знаем друг друга 17 лет! Давно не виделись, но поддерживали все это время отношения. Теперь будем соседям: я — в Челябинске, он — в Уфе, главный в команде МХЛ. Так вот, когда он переехал из Беларуси в Питер, то хотел забрать меня с собой. Проблема была в том, что в чемпионате Санкт-Петербурга нельзя было играть вратарям-легионерам. Поэтому мне пришлось сделать российский паспорт. Владимир Владимирович мне в этом помог. Так как у меня в семье все белорусы, он оформил опекунство и месяца за четыре все сделали.
— Вы жили у него дома?
— Нет, жил я в интернате. Это база, где поселяются все приезжие ребята. Там и девчонки жили из хоккейной команды «Форвард». Интернат, школа, арена — все в десяти метрах друг от друга, за общим заборчиком. На самом деле, Аркадий Ротенберг сделал огромное дело. За десять лет он обычный интернат превратил в очень хорошую школу, команду МХЛ, а потом и ВХЛ. При этом, как вы знаете, динамовская Вышка дважды брала кубок.
— Были ли разговоры о том, что вот-вот питерское «Динамо» вступит в КХЛ?
— Конечно! Тогда все говорили об этом, но с точки зрения перспективы. Думали, лет через пять-шесть.
— Когда Паша Ротенберг вырастит?
— Ха. Возможно, возможно (улыбается).
— Паша — блатной?
— Нет. Совсем нет. Я с ним играл в одной команде, у нас был хороший коллектив. Он был с нами, не выпадал, никак не выделялся.
— А как же охранники, телохранители?
— Были, конечно. Ходили с нами как аниматоры. Я даже соскучился по дяде Толе. Забирал Пашу из дома в школу и из школы домой. Анатолий был всем нам другом, общался нормально с детьми. Еще один охранник был, но его имя не помню. Все это нормально воспринимали. А как иначе, когда отец миллиардер? Я сам бы так сделал. Поставил бы троих-четверых!
— Вы же и с Димитрием Рашевским пересекались в «Динамо», который в прошлом сезоне стал одним из главных открытий КХЛ.
— Мы с друзьями, если честно, удивлялись, когда он один гол за другим в КХЛ клепал. Но надо понимать, что когда мы были вместе в комнате МХЛ, он еще молодой был. Играл в третье-четвертом звене, шанса ему особо не давали. Там другие лидеры были: Дыняк, Васильев, Назаревич. Рашевскому их невозможно было переплюнуть. Зато потом в Вышке прибавил, показал себя, пошел выше.
— Вы белорус, заигранный за сборную России. На родине про вас случайно не забыли?
— Сложно сказать. Три года назад был разговор о том, что минское «Динамо» собиралось выкупать права на меня. Но не договорились. С тех пор ничего не было.
— Вы не жалеете, что когда-то приняли российское гражданство, отрезав себе тем самым путь в сборную родной страны?
— Я хочу играть за Беларусь. Когда я был маленьким, то просто стремился развиваться как вратарь. Поэтому шел ступень за ступенью. Очевидно, что юниорская сборная России сильнее юниорской сборной Беларуси. Я не жалею о том, что было.
— Что вы будете делать для того, чтобы играть за сборную Беларуси? У вас есть план?
— Ловить шайбы. Просто ловить шайбы. Я понимаю, что есть юридические нюансы, но если я будут хорошо играть, то заинтересую их. А если я буду интересен, то что-нибудь они придумают.
— У вас сейчас продолжается восстановление. Каким видите первый шаг после того, как будете полностью здоровы и готовы играть?
— «Челмет». Правильно будет начать с ВХЛ. Через игры и тренировки все придет. Никто сразу в здравом уме меня в ворота «Трактора» не поставит.
— Сколько времени готовы провести в ВХЛ?
— Столько, сколько посчитают нужным тренеры.
— Ну, скажем, до конца этого сезона.
— Мыслей у меня таких нет. Я буду стараться и тренироваться. Мне же нужно проявить как-то себя.
— Теперь после приезда Хэммонда у «Трактора» в обойме он, Гарипов, Мыльников, Проскуряков и вы. Не слишком ли много?
— Есть еще Слава Бутеец. Много ли это? Да нет, не много. На три команды системы в самый раз.
— После подписания канадца не подумали, что зря приехали в Челябинск?
— Нет, ни в коем случае.
— Намерены его «съесть»?
— Конечно.
— Дружба между вратарями возможна?
— Конечно. Почти все мои друзья — вратари. Я, конечно, утрирую, но мне абсолютно комфортно с коллегами по амплуа. У нас же одни и те же проблемы, много общих тем для разговоров, более-менее один распорядок. Почему нет?
— Считается, что вратари странные. Не от мира сего.
— Я совсем не типичный вратарь. Общаюсь со всеми в команде, загонов каких-то специфических нет. Хотя знаю таких, о которых вы говорите. Не буду называть имя вратаря, но я был просто в шоке от того, как он перед каждым матчем повторял свои движения. Вплоть до того, сколько шагов он в каком направлении делает. Сделал два шага, потряс шейкером, потом еще два шага, надел ловушку, повесил полотенце на одно и тоже место и так далее. Все по кругу каждый раз. В одних и тех же игровых трусах и носках , кажется, лет шесть ходит!
— Вратарь хотя бы хороший?
— Хороший. Но мне кажется, если бы не было этих загонов и он был бы более расслабленным, то был бы еще более хорошим.