«В немцах заложено никому не помогать. Ощущал холод». Сын легенды «Локо» и племянник Цымбаларя играет у Слуцкого

Александр Муйжнек

Поделиться

Комментарии

Константин Нижегородов появился на свет за полгода до того, как его отец Геннадий Нижегородов стал чемпионом России с «Локомотивом» и лучшим защитником чемпионата. В том же 2002-м завершил карьеру дядя Константина — легенда «Спартака» Илья Цымбаларь. Как и знаменитые родственники, Нижегородов-младший начинал в одесском «Черноморце», а потом отец устроил его в «Шальке». В Германии Константин так и не заиграл, не получил контракт после просмотра в ЦСКА, зато устроил Леонида Слуцкого и в 19 лет выходил против «Зенита». Зимой из-за травмы Нижегородова в «Рубин» экстренно вернулся Сильвие Бегич.

Александр Муйжнек поговорил с Константином о карьере в Германии без знакомых, поддержки и знания немецкого, атмосфере Одессы и стадиона «Боруссии», уроках бриджа от Цымбаларя и общении на немецком с Оличем.

— Из «Черноморца» ты попал в «Шальке». Но мог ведь и в киевское «Динамо»?

— Да. В составе юношеской команды «Черноморца» я неплохо проявил себя в чемпионате Украины. Пришли предложения от «Шахтера» и «Динамо». Отец же мне посоветовал попробовать себя в Европе.

— Решение переехать в Германию принимал ты?

— Отец лучше меня знал, было бы грехом не послушаться. У него футбольный бэкграунд. Казалось, на тот момент он был прав.

Конечно, и я, подросток, хотел попробоваться в Европе. Смотрел интервью многих молодых российских и украинских игроков — например, Зинченко. Все говорили про Европу, хотели себя там попробовать, советовали другим.

— Ты прошел просмотры в «Шальке» и «Байере»?

— И еще в «Хоффенхайме». Не знаю, подошел ли в итоге им, но «Шальке» и «Байеру» — да. Мне сказали: «Ты нравишься нам. Но все упирается в документы». В Европе зарубежным игрокам до 18 лет нельзя оформить переход. Мы занялись бумагами, все сделали и перебрались в Гельзенкирхен. Между прочим, там я проходил просмотр дважды — сначала работал с ровесниками, потом с ребятами на год старше.

«Мне предложили вернуться в „Зенит“. Но для чего? Зачем?» Первое большое интервью Лунева после отъезда в Германию

— В «Шальке» ты играл и левым, и центральным защитником, и крайним нападающим, а в «Ганзе» тебя ставили опорником.

— Понятное дело, в детстве приятнее забивать голы. Дальше, если меня видели на новой позиции, я беспрекословно выполнял требования. К этому приучил отец: слово тренера — закон.

— Сборы в Германии отличаются от наших?

— Могу сравнить с ЦСКА — там я тоже проходил сборы, только с молодежкой. По интенсивности тренировки в «Шальке» были тяжелее. Немецкий футбол славится атлетизмом. Помню тяжелые двухразовые тренировки на сборах в горах: по утрам тренировались с мячом, вечером — тренажерный зал и беговая работа.

— Ты точно был готов к переезду в Европу?

— Тогда я еще не освоил немецкий. Когда приехал в «Шальке», не понимал ничего из того, что говорили вокруг. Ни разговоры в коллективе, ни требования тренера. Это стало самой большой проблемой. Пришлось адаптироваться, на это ушло время.

— До перехода в «Шальке» долго занимался немецким?

— Сперва в школе. А когда приняли окончательное решение переехать в Германию, начал ходить на курсы, заниматься с преподавателем. Но свободно общаться не мог.

— Не понимаю, как можно ехать в совсем новую страну почти без языка. Тем более в возрасте, когда еще учишься.

— Можно или нельзя было мне ехать, не знаю. Пришлось сложно, но так воспитывается и закаляется характер. Стиснув зубы, я пережил те времена. Выучил язык, и стало легче. Когда слушаешь немецкий и общаешься (как можешь) на нем 24/7, схватить язык дело времени.

— Английский ты знал?

— Знал прилично. Но в Германии он не котировался. Немцы (в том числе тренеры) принципиально на нем не разговаривают — хотят, чтобы ты изучал немецкий.

— То есть тебе не помогал с адаптацией даже тренер. Как это возможно?

— У него задача вырастить из тебя футболиста. Ему дают установку, чтобы как можно больше игроков попали в первую команду. Если несколько готовы к этому, остальное не так важно.

Отмечу еще про тренеров в Германии: они делают максимум для твоего развития, стараются тебя развивать как личность и профессионала. Основа для этого — характер, умение держать давление. У нас же с детства есть боязнь ошибиться. Чуть какая ошибка — все, не будешь играть. В Германии же легко возможно такое: ты пошел в обводку на троих, потерял мяч, в контратаке твоей команде забили, вы проиграли и вылетели — а тебя похвалят. Просто потому, что ты не испугался, попробовал новое.

Поэтому ребята и выходят на новый уровень. В будущем они выходят играть на большом уровне при 50-60 тысячах на стадионе без страха.

— В «Черноморце» давление было суровее, чем в «Шальке»?

— В некоторых ситуациях тренеры там кричали мне: «Не обыгрывай! Выбей мяч!» У всех [с Украины], с кем я общаюсь, было так же.

В Германии, если ты ошибаешься, тебя не ругают. Только если совершил ошибку 10 раз подряд. А так просто укажут на нее. Если скреативил, сделал что-то уникальное, но с огрехами, никто тебя не упрекнет.

— Накричать или отчитать немцы могут?

— Да. Если тренер видел, что ты не старался, не соответствовал уровню или нарушил дисциплину, орали и выдворяли с тренировки.

— В Германии совсем не нашел того, с кем поделиться трудностями? Может, вне «Шальке»?

— Вообще нет. В этом плане было трудно. Может, такой у местных менталитет, или наоборот, я такой человек, который не подходил? Хотя считаю себя коммуникабельным.

— Холодность и закрытость немцев — стереотип?

— Мне встречались, как правило, именно закрытые немцы. У них заложено в менталитете никому не помогать. Не чувствовал себя комфортно — наоборот, ощущал холод, особенно на раннем этапе. Я не знал языка, а немцы не шли первыми на диалог, не пытались помочь. Когда освоился, местные стали со мной чуть теплее.

— Карьеру в «Рубине» ты начал с кавера на Моргенштерна. Какие традиции в Германии?

— В плане песен такие же. Если не ошибаюсь, я пел L’One — «Все или ничего».

Вообще немцы — серьезные люди. Строгие и организованные. Если не так пошутишь, воспримут все близко к сердцу. С шутками туго было.

— Ты был одиночкой?

— Первое время точно. Это тяжело. Только через пару месяцев начал общаться с командой, с кем-то дружить.

— С кем-то сблизился?

— Больше всего с Василисом Павлидисом, он тоже центральный защитник. Времени проводили немного — в основном в раздевалке сидели вместе, ну и жили в одном доме, пару раз выбирались на прогулку.

Сейчас Павлидис в «АЗ» вместе с братом Вангелисом, игроком сборной Греции. Он, кстати, раньше выступал за Дортмунд.

— Ты как раз в Дортмунде и жил, когда играл за «Шальке»?

— Да, нас забирал автобус, который курсировал по всему региону. Дюссельдорф, Дортмунд и Гельзенкирхен — все же рядом, в пределах 30-40 километров.

Год-полтора я жил вместе с родителями, потом переехал в общежитие при клубе.

— Чем заняться в Дортмунде?

— Там все горят футболом. Кроме него делать там вообще нечего. Люди целую неделю работают, а в выходные ходят на «Боруссию». Самый живой город — Дюссельдорф. По выходным выезжали туда с родителями.

— Ты ходил на матчи «Боруссии». Не на желтую стену?

— На центральную трибуну, но это все равно сильнейшие впечатления. Там такие фанаты!

— Что смотрел в Дортмунде? Лигу чемпионов?

— В ЛЧ я был на двух матчах «Шальке» против «Манчестер Сити». А рурское дерби по разу посетил на «Сигнал Идуна Парке» и в Гельзенкирхене.

Атмосфера просто сумасшедшая. Не видел, чтобы где-то еще так болели. В будущем хотелось бы там сыграть. А когда дома забивает «Боруссия» или «Шальке», взрывается абсолютно все. И пивом друг друга обливают.

— Вас в «Шальке» настраивали на то, что «Боруссия» — враг?

— Да. На игре против «Дортмунда» вражда ощущалось. Во время дерби все рубились и кричали. Настрой совершенно особый. С детства осознаешь: это главный матч в сезоне и всей карьере. Ты просто обязан его выиграть. Неважно, на каком месте находится твоя команда — нет ничего важнее победы над «Дортмундом».

— Почему ты перешел из «Шальке» в «Ганзу» U-19?

— В «Шальке» получил травму, после нее играл меньше, чем хотел. А главное, «Ганзу» тренировал русский — Владимир Лютый. Он выигрывал чемпионат СССР с «Днепром». Веселый мужичок с чувством юмора, и тренер хороший.

Думал, буду чувствовать себя психологически легче.

— Так и вышло?

— Нет. Через два месяца русский ушел. Возникла смешная ситуация: его заменил спортивный директор «Ганзы», который и взял меня в команду. И он сказал мне: «Пока не будешь хорошо знать немецкий язык, ты играть не будешь».

— А ты все еще знал плохо?

— По его мнению — да. Хотя я уже нормально влился в коллектив. Свободно общался на немецком, поддерживал связь с командой. Но пришел человек, который так не думал.

— Тебя зачехлили?

— Получается, да. Не играл месяц-два, пока нас не возглавил Уве Элерс. Он начал наигрывать меня на позиции опорника — я без проблем перестроился, Уве все подробно объяснил. Я забил несколько голов, стал основным игроком. Нашел общий язык с Элерсом. Прекрасный специалист, очень мне понравился. Если не ошибаюсь, он и сейчас совмещает работу во второй команде и U-19.

— Элерс мог подтянуть тебя в дубль, а потом в основу?

— Да, конечно, он лоббировал игроков, чтобы поднять их выше. Просматривал, чтобы ребята смогли поехать на сборы.

Но в 2020-м футбол заморозился. Год стал для меня поворотным. Благодаря пандемии я переехал в Россию.

— Как ты понял, что пора сменить обстановку?

— В Германии были туманные перспективы. Долгое время жили в неведении, начнутся турниры или нет, не было тренировок. В России тоже как раз начинались сборы. Так получилось, что позвали на просмотр в ЦСКА. Все так закрутилось-завертелось, что я оказался в «Рубине».

— В самом Ростоке тебе нравилось?

— Я хотел туда переехать. Родители жили в Одессе, я думал, что Росток будет ее напоминать и мне станет полегче: рядом море, есть места, где можно погулять. Но не ощутил сильной разницы с другими немецкими городами. На самом деле Росток оказался еще более печальным для меня.

— Почему?

— С Одессой конкурировать тяжело. Я там прожил половину жизни, все родственники и друзья там, приезжаю туда в отпуск. Всех жду в Одессе и зову туда! Надо хоть раз побывать там летом, чтобы понять, в чем ее кайф.

— В каком возрасте впервые оказался в Одессе?

— Сложный вопрос. Из Москвы мы переехали в Одессу, затем в Австрию. Снова в Одессу. Обратно в Москву. Из Москвы в Одессу. Потом в Германию и опять в Россию. Перемещались за отцом, в общем. Я иногда не был уверен, где сейчас нахожусь. Часто менял школы.

— У тебя остался одесский говор?

— Могу «пошокать». В команде замечают, начинают травить: «Шо ты шокаешь тут?»

— Последние два года практиковал немецкий?

— Нет. Отец мне много раз напоминает, чтобы я нанял учителя, общался, не забывал: «В будущем понадобится». Пока я не дошел до этого.

— Ты перечислил столько неудобств, которые осложнили тебе карьеру в Германии. Все-таки переход в «Шальке» — твой выбор или навязанный?

— Никогда в жизни отец мне ничего указывал. Я могу с ним просто посоветоваться. Подхожу и спрашиваю, как сделать лучше, но в итоге сам принимаю решение. Могу поступить в итоге по-своему.

— Ты не застал игру отца?

— Почему, застал. Когда я был маленьким, он играл в Лиге чемпионов. Мама рассказывала: «Заполненный «Локомотив», все орут и кричат, забивают на последних секундах. А ты весь матч спишь!»

Знаю, какая сумасшедшая была у Семина команда. Смотрел их матч с «Монако» — могли выиграть в четвертьфинал, но задушил португальский судья.

— Потом пересматривал хайлайты с ним?

— Да, матчи против «Барсы», «Реала». Еще на ютубе вырезали момент, как отец однажды аут кинул и нырнул. Можете пересмотреть, смешно.

— Отец был крутым защитником?

— Да, как собака такой. Неуступчивый, вроде Гаттузо или Каннаваро.

— «Папенькин сынок» — тебя так называли?

— Люди говорили, что все в моей жизни благодаря отцу. «Ты тут, потому что у тебя известный папа», — вот такое слышал. Отношусь абсолютно спокойно. Конечно, отец мне дал многое. За то, что я добился сейчас, огромная благодарность не только ему, но и маме. Всей семье, которая во многом мне помогла.

— Чему тебя конкретно научил и учит папа?

— Многое вспоминает из своей карьеры, подсказывает в тактических аспектах, помогает психологически. Могу обратиться в любой момент, спросить, как сделать правильно.

Мои игры смотрим вместе. Папа отмечает, где сыграл хорошо, а где — плохо. В большинстве случаев говорит: «Ну да-а-а, сын». Очень редко могу дождаться какой-то похвалы. «Так держать! Молодец! Продолжай в том же духе!» — это редко услышишь.

— Работал с тобой индивидуально?

— Да, все время. Даже сейчас в отпуске занимался со мной. Выходили с ним на пробежку, в тренажерный зал. Отцу это только в удовольствие. Пивное пузико есть, но после завершения карьеры папа старается двигаться. В Одессе можем и в футбол побегать.

— Самый ценный совет, который папа тебе давал?

— Все время говорил, что надо отталкиваться от самого себя и никого не слушать. Это не значит не прислушиваться к критике — наоборот, какой бы горькой она ни была, надо принимать и слушать. Речь о том, что если действительно захочешь, то приложишь максимум усилий. Папа повторял: «Никого не обвиняй в своих трудностях. И всего добивайся через труд».

— Цымбаларя ты называл Илюшей?

— Еще Цылей. А когда был маленький — Люкой.

— Какой он для тебя человек?

— Человек-улыбка. Все время шутил, смеялся. Над чем угодно, над кем угодно. Настоящий одессит.

Пас Карпину во Франции — последний яркий момент Цымбаларя в сборной России. Трагическая судьба легенды «Спартака»

— Он тебя всерьез тренировал?

— Мы собирались всей семьей на даче, и там Илья начал со мной работать. Я был маленький и не все чувствовал, но помню, что мы все время пинали мяч левой ногой. Он и я — левши, такие вот параллели.

Еще мы все время собирались и играли в бридж. Он меня приучил. Сейчас мало молодых игроков, которые играли бы в карты. Осталось нас четверо: Костюков, Дюпин, Зотов и я. А в бридж умею один я — Шатов и Грицаенко вот ушли. В Германии играли максимум в дурака или в покер.

— Семья тяжело перенесла смерть Цымбаларя?

— Конечно. Особенно его жена и сыновья, Олег и Сережа. Огромная утрата, она сильно нас потрясла.

— Ты говорил, что из-за отца у тебя не было выбора, чем заняться в жизни. Что нравилось кроме футбола?

— В PlayStation могу поиграть. При этом папа никогда меня не заставлял быть футболистом. Наоборот, говорил: «Я был бы счастливее, если бы ты стал программистом». Понимает: футбол — это огромный труд. При этом, конечно, счастлив, что сын пошел по его стопам.

— Как у тебя с образованием?

— Это по маминой части. Она настаивала: «Футбол футболом, но учиться нужно». Сейчас заочно учусь в одесском институте на третьем курсе.

Мама мне дает книжки по психологии — если есть настроение, читаю. Это полезно: психологический фактор для спортсменов крайне важен.

— Если не футбол, то кем бы ты стал?

— Девственником 😆

— Ты мог бы играть не за «Рубин», а за ЦСКА — в 2021-м тренировался там три месяца. Смущало, что не предлагали контракт?

— Поначалу нет: спокойно работал. Меня не успели заявить на сезон, но говорили, что скоро подпишут контракт. Перевели в первую команду, я все время тренировался с нею.

Шли переговоры. Мне было без разницы, главное — играть в футбол и работать.

— Почему ты сделал выбор в пользу «Рубина»?

— Главное — это Леонид Слуцкий. Это тренер с именем, один из лучших, если не лучший российский специалист.

«Рубин» в прошлом сезоне занял четвертое место. Такая команда, такой тренер. Почему мне было сюда не пойти?

— Самый сильный игрок из тех, с кем пересекся в ЦСКА?

— Особенно запомнился Чидера Эджуке. Сумасшедший дриблинг! Я вообще не понимал, что он сделает в следующую секунду. Вправо, влево пробрасывал, между ног… У него уникальные обводки.

Еще Соломон Рондон, он очень мощный. Влашич индивидуально сильный. И, конечно, Дзагоев и Акинфеев — легенды. Какой Игорь вратарь, я ощущал еще в раздевалке. Это просто топ! Ну а когда тренируешься с ним, офигеваешь немного. Но ничего, потом я привык, и нормально пошло.

— С кем ты сблизился?

— Из основы — с Вадимом Карповым. А так больше общался с ребятами из молодежной команды — например, Багринцевым.

— В основе ЦСКА ты поработал с Гончаренко?

— Только с Оличем. Интересно, что с его штабом я как раз говорил на немецком. Помню, Ивица ко мне сам подошел: «Слышал, ты играл в Германии?» По итогу я с Оличем общался немного, но с помощниками — да. Даже переводил их требования команде, помогал.

Олич, как и Ермакович, и братья Березуцкие, произвели теплое впечатление. С ними работа была в радость, Березуцкие очень веселые. И защитники топовые, помогали мне, передавали опыт.

— Ты понял Олича как тренера?

— У ЦСКА плотно шли игры. Ивице было не до меня, не до индивидуальных бесед.

Тренер молодежки Аксенов многое мне дал за три сбора. А главное — верил в меня.

— Пока вы жили в Москве, ты недолго поиграл и в школе «Спартака»?

— Да, за основу команды 2002 года рождения. Мне тогда было лет 10. Выходил вместе с Турищевым и Мельниковым, которые сейчас в «Ростове».

В академии «Спартака» было прикольно. Я играл центрального защитника — помню, ставили меня туда из-за роста.

— На следующей день после исполнения Моргенштерна ты вышел против «Спартака» в предсезонном турнире.

— Да, это особый опыт. Физически было сложно — это же сборы. А тут еще такой соперник. Первый тайм еще нормально прошел, а потом за короткое время напропускали и проиграли 0:4.

— Дебютный матч в РПЛ — сразу против «Зенита». Стресс?

— Я очень хотел сыграть на этом уровне, стремился. «Зенит» — лидер чемпионата, но мы все равно были психологически устойчивы. Я должен быть готов выйти в любую секунду — как и сейчас. Приятно, что Слуцкий поверил в меня и выпустил на замену в таком матче.

— Почему нынешний сезон для «Рубина» сложнее прошлого?

— Леонид Викторович отмечает: второй сезон всегда тяжелее для того, чтобы подтвердить свой результат. Команда старается и прилагает максимум усилий для того, чтобы подтвердить: четвертое место год назад не случайно.

— Отец называл тебя топором и дровосеком. А Слуцкий?

— Тоже, бывает, шутит. Леонид Викторович — легкий человек, с ним приятно пообщаться на любую тему. Если в команде такая атмосфера, то хочешь ты или нет, а будешь общительным.

На тренировке в основном идет конструктивная критика. Слуцкий подсказывает и учит. Готов как разговаривать, так и шутить с тобой.

— Хвича заиграл бы в Бундеслиге?

— Это игрок, способный решить эпизод. Может взять на себя инициативу, ворваться в штрафную и забить. Это очень важно для «Рубина», а какое его ждет будущее, посмотрим.

— Чувствуешь, что получил в Германии, чего не получили те, кто никуда не уехал?

— Конечно. Поехать в Европу в таком возрасте и чему-то научиться — огромный опыт. Это дорогого стоит. У каждого путь свой, но я его прошел и ни разу не пожалел об этом.

— Ты бы на месте молодого игрока сейчас поехал играть в команду второй Бундеслиги?

— Сам бы я сейчас уже не поехал. Хочется добиться как можно более высоких целей с «Рубином». Планирую показать всем, что готов играть и добиваться результата.

Ехать ли вообще в Европу — личное дело каждого. Надо прислушаться к внутренним ощущениям: хочешь или нет, готов или нет. Я вот чувствовал, что готов, когда ехал в «Шальке».

Сейчас мне комфортно в России. Классно же, что у нас прекрасный тренерский штаб и команда, где я могу развиваться. Для молодого футболиста это главное, в России, Европе, Азии или Америке — без разницы.

«Футболист сказал про Высоцкого: «Как можно это говно слушать?» Хотелось втащить». Таких вратарей просто не бывает!

«Я должен был подписать контракт с «Зенитом». Но все переиграли». Денис Адамов — о Сафонове, Акинфееве и Галицком

«Кто не боялся — или побит, или поумирал. Видел, как грабили ларек, стреляли из автомата». Интервью Сергея Булатова