«Русские и украинцы в Крыму были друзьями. Мне все нравилось». Откровенное интервью с другом легендарного Цымбаларя
«Поставил бы его повыше Хвичи», — сказал недавно Сергей Юран об Илье Цымбаларе, возможно, самом одаренном футболисте «Спартака» и всего нашего футбола. Цымбаларь забивал «Реалу» в Лиге чемпионов и приглашался в сборную мира, ездил на просмотр в лондонский «Арсенал» и чуть не перешел в «Лацио», обезоруживал соперников левой ногой, а публику — улыбкой.
После карьеры игрока Илья так и не нашел себя. Мало кто знает позднего Цымбаларя так хорошо, как Николай Тюнин. На глазах легенды он рос в «Спартаке» и играл в дубле, затем Цымбаларь позвал Тюнина в рязанский «Спартак-МЖК», а годы спустя — в «Химки», последнее место своей работы. Тюнин и Цымбаларь дружили вне футбола и общались семьями.
Сейчас Тюнин — помощник Дмитрия Гунько в «Урарту»: в Армении они брали чемпионство и Кубок и второй год подряд играют в еврокубках. Александр Муйжнек встретился с Николаем в Ереване и выслушал истории о Цымбаларе, Дзюба и других героях «Спартака», а еще о подводниках и Крыме (90-х и нынешнем), опасных поездках в Чечню, занятиях карате в парке и многом другом.
«Цымбаларь сказал: «Вы что, охренели?»
— Даже по хайлайтам очевидно, каким гением Цымбаларь был на поле. А что он за тренер?
— Один из лучших, с кем я работал. Доступными словами объяснял многое. Его все слушали, ловили каждое слово. Когда он что-то показывал, наступала тишина. Тренировал так, как его тренировал Романцев: квадраты, стеночки, футбол без особо сильных идей и задумок. Структура, взаимопонимание между линиями, компактность. Тренером Цымбаларь не был жестким тренером — скорее спокойным.
— Червиченко как раз отмечал его излишнюю мягкость.
— Знаю тренеров намного мягче — Булатов, например. А Цымбаларь пихал.
— Чему он вас научил?
— Бить по воротам. Пытался научить, точнее (смеется). За его штрафными все следили, замерев. У Цымбаларя был сумасшедший голеностоп — крутил в любой угол, раскидывал вратарей. Но не всем это дано.
— Мало кому.
— Еще Владимирович научил справедливости. Его все любили, никто и сейчас не скажет о нем дурного. Нам Цымбаларь повторял: «Мне все равно, что вы делаете за полем: можете пить, курить. Но когда выходите на зеленый прямоугольник — должны играть». Ветераны «Спартака-МЖК» — даже те, кто не играл — всегда стояли за Цымбаларя.
— В каких случаях, например?
— Выбрались на шашлыки. Владимирович дал начальнику команды указание полностью заправить автобус. Едем обратно — и автобус глохнет за 2-3 км до базы, в лесу. Выясняется: водителю дали на бензин всего 500 рублей. Пошла стычка, и местные ребята, давно знавшие этого начальника команды, стояли за Цымбаларя. На играх игроки тоже его защищали.
— И в кабинетах?
— Премии в «Спартаке-МЖК» получали в бухгалтерии. Помню случай. Все приходят, Цымбаларя пропускают, а он: «Нет-нет, я последний». Час сидел, курил, кофеек пил. В тот день мы выиграли 2:1 — один защитник заработал и реализовал пенальти плюс отдал голевую. Но премию ему дали на 50% меньше. Спрашивает: «Владимирович, что за фигня?» Тот сразу к начальнику команды — и слышит: «Из-под него забили гол». Цымбаларь: «Вы что, охренели? Все 100% ему дайте». Знаю про еще один момент из «Нижнего Новгорода».
— Это уже 2008-й.
— Зимой руководство сказало: «Пока чемпионат не начнется, будете получать минимальный оклад — 20 тысяч рублей». Владимирович возмущается: «Как так?» Ему говорят: «Нет-нет, у вас оклад будет полный». — «Нет, либо всем платите полный, либо я так не работаю. Я буду их гонять, а они 20 тысяч получать? Как я команде в глаза смотреть буду?» Так и уехал.
— Ранее в «Спартаке» с Цымбаларем несправедливо обошелся Первак — убрал его уже через год работы в дубле.
— Да, Цымбаларю тогда говорили, какой состав ставить. Владимировича это не устроило. Червиченко, в отличие от Первака, в работу не лез — из числа тех, кого спускали из основы, Цымбаларь ставил тех, кого считал нужным.
«Думаю: бью, разворачиваюсь и убегаю. А в итоге — бью, разворачиваюсь и падаю»
— Вне футбола вы общались близко?
— Нас, молодых спартаковцев, Владимирович звал к себе домой. Или в кафе на Яузе, где Цымбаларь с партнерами что-то отмечали: «Приезжайте, тут девчонки, им скучно». А поздно вечером под свою ответственность вез обратно на базу — даже ругался с ее директором. Годы спустя вся семья Цымбаларя была на моей свадьбе.
— Каким он был человеком?
— Качества — запредельные. Улыбался и шутил, даже играя в квадрате. Тренировал он в кепке — иногда снимал ее, забивал головой, надевал кепку и бежал дальше. Атмосферу создавал сумасшедшую. Его одесский юмор не передать. Сын Цымбаларя Алик очень похож на отца. Когда сейчас общаемся, ловлю себя на чувстве: Владимирович где-то рядом.
— Что из историй от Цымбаларя отложилось в вашей памяти?
— В одесском «Черноморце» ему в 19 лет выдали красивый адидасовский костюм и сумку. Рассказывал: «Вечером надо к дому через дворы. Достаю из пачки сигарету — и тут парень навстречу: «Закурить не найдется?» Я говорю: «У меня последняя». Сам думаю: бью, разворачиваюсь и убегаю. А в итоге — бью, разворачиваюсь и падаю. Очнулся — ни сумки, ни костюма. Так и потопал домой». Еще у Цымбаларя была памятная поездка на трамвае.
— Куда?
— Им дали такую тренировку: автобус их куда-то привозил, оставлял, игроки должны были пробежаться вдоль дороги, а в конечной точке автобус их забирал. А Владимирович бегать никогда не любил. Подобрал маршрут, сел на трамвай. «Стою, жду — никого нет. Оказалось, ребята пробежали быстрее, чем я добрался, и клубный автобус уехал без меня».
— В 2006-м Цымбаларь вывел «Спартак-МЖК» в Первый дивизион, но сам там не поработал. Что помешало?
— Финансовые вопросы. Мы-то, игроки, хотели, чтобы Владимирович остался. Я у него во Второй лиге играл нападающим и за 15 матчей забил семь голов. Возможно, Цымбаларю сказали, что денег дальше будет мало, и предложили урезать зарплату — а он не согласился и был уволен.
— В «Химки» в 2012-м вас тоже позвал Цымбаларь?
— Да, он тогда помогал Григоряну. Но после второго сбора Владимирович уехал. Ему было непросто с Григоряном, они не сработались.
— Слишком разные?
— Владимирович всегда за футбол, за структуру, за план. У Григоряна всегда все плавающее. Мог что-то придумать во время тренировки, не обговаривая это со штабом. Методики работы и общения у Григоряна своеобразные.
— Читал, что Цымбаларю было очень тяжело по завершении карьеры игрока.
— Знаю, как трудно ему было поначалу — в 2001-2002-м, когда он работал спортивным директором «Анжи». Это было вообще не его, и тогда Цымбаларь прям загрустил.
— Игорь Ледяхов допускал, что в последние годы жизни Цымбаларь страдал депрессией: «Когда человек не востребован, всегда есть большие переживания». Видели его в этом состоянии?
— Не видел, но знал об этом. Тревожился он, конечно, из-за отсутствия работы. Варианты, может, и возникали, но многие срывались потому, что за них не брался сам Цымбаларь. Он говорил: «Футболисты для меня прежде всего. Неприемлемо, если руководство будет нечестно вести себя с ними». Возможно, поэтому многие делали выбор не в пользу Цымбаларя. Он хотел вернуться в академию «Спартака» — и крайне переживал, что его так и не взяли. А за месяц до смерти признался мне, что общался с футбольным клубом «Севастополь» — там зарождался какой-то проект: «Если меня поставят главным тренером, поедешь?» Я сказал: «Конечно, готов. Как скажете». Но перед 2014 годом Цымбаларь умер.
— Цымбаларя сгубили проблемы с алкоголем?
— Отчасти да, но в том числе повлияла и невостребованность. Он был хорошим человеком и тренером, столько мог дать молодому поколению спартаковского футбола, воспитал бы не одно поколение. Но, к сожалению, оставался не у дел. Это его подкосило.
«Жили впритык, мяса почти не ели. Деньги скопили — все сгорели»
— Как вышло, что вы родились в Вилючинске, закрытом городе на Камчатке?
— Отец-подводник перевез туда семью из Баку, где закончил военное училище. Плюсы на Камчатке имелись — рыба, икра — но времена были очень тяжелые. Долгие дежурства в море — и у моего папы, и особенно у дяди, который так и живет на Камчатке, — сложности в быту, да и климат: восемь месяцев в году зима.
— То ли дело Крым.
— Да, спустя 12 лет службы на Камчатке папу перевели в Севастополь. Перед этим накопил много денег — думали, квартиру купим, машину. В итоге купили только сервиз: деньги сгорели, обесценились. В 1997-м папа устроился охранником банка и еще где-то подрабатывал, а мама трудилась заведующей на складе и убирала двор. Жили впритык. Есть фото: февраль, сидим на диване в тулупах — холод ужасный. Одно время почти не ели мясо — его, как и картошку, нам привозил папин знакомый из Сум. Этот знакомый как-то попросил присмотреть за сыном, тот зажил с нами — сдружились так, что родители стали называть этого парня внебрачным сыном. Такой случался бартер: у нас кто-то жил, а нам доставались продукты.
— Отец думал перевезти семью из Крыма?
— В Севастополе отцу еще до развала СССР дали квартиру — и он остался в Крыму, даже выйдя на пенсию. В Краснодарский край, откуда вся моя родня, не вернулся.
— Почему?
— В 1997-м уже собрались ехать в нашу станицу Скобелевскую. Но тренер «Виктории», моего первого клуба, сказал: «Уезжайте, но оставьте Колю. Пусть живет у меня, буду воспитывать. Если сейчас увезете — закончит». Родители в конце концов остались, да и дела наладились. «Викторию» стала спонсировать фирма, где папа был директором. В ее офисе — обычной квартире, просто переделанной — я иногда ночевал и играл на компьютере в FIFA 98. А сестра за этим же компьютером училась — она переводчица.
— Вы правда рекордсмен «Виктории» по голам — около 500 мячей?
— Есть такое. Тренер вел статистику — в разных форматах, 5 на 5, 8 на 8, 11 на 11. Я подавал большие надежды. Во втором классе давал интервью газете «Слава Севастополя» — у папы есть в вырезках.
— Сколько зарабатывали родители, пока не наладилось с фирмой?
— Из Крыма я отправился — как форвард — в «Академику» Константина Сарсании. Первая зарплата там — 50 долларов в месяц. В 13 лет я получал примерно как моя мама в 40 лет.
— До «Академики» вы дважды ездили в «Витесс». Это устроил Сарсания?
— Нет, другой агент — Сергей Демиденко. Я поехал в Голландию вместе с первым тренером Игорем Евгеньевичем Дмитриевским. Легко общался и с местными — знал английский благодаря сестре. В трех матчах на том просмотре я забил три, отдал два. Но агент сказал: «Тебе 13 лет, ты очень маленький, сейчас тебя не оставим. Исполнится 14 — вернешься и решим».
— Вернулись?
— Да, с командой киевского «Динамо» на год старше меня. Три матча в день, первый — с «Баварией», и меня, форварда, ставят опорником. Я вообще не понимаю, как играть, отбегал первый тайм — то есть 20 минут — и слышу от тренера: «Куда ты приехал, мальчик? С такой игрой обратно в Севастополь вернешься».
Мы проиграли 0:3, дальше с «Аяксом» провел три минуты, не забил и «Партизану». Больше просматривать меня не захотели. Садимся с тренером «Динамо» в машину к агенту. Тот злой, ругается: «Почему не был готов, не проявил себя?» Объясняю, что играл с «Баварией» опорника. Агент поворачивается к тренеру: «Какого … [нахер] опорника? Ты что, … [охерел]?!» В общем, вместо «Витесса» — чью основу, кстати, тогда тренировал Рональд Куман — я в 13 лет перешел в «Академику».
– Сарсания вас там тренировал?
— Нет. Был агентом, общался с Венгером. Идет у нас собрание — тут звонок, и Сарсания начинает по-французски говорить.
«Смотрю, мужик в шапке: «Нифига себе, какой бешеный». А мне: «Ты что, это ж Черенков!»
— Сарсания устроил вас в «Спартак». Туда вас звал Юран?
— Как мне объясняли — да, он меня дважды просматривал. Мне даже подарили майку Юрана из «Бохума». И на его машине я поехал подписывать контракт.
– Какими были его условия?
— «Спартак» должен был сделать зарплату тысячу долларов. Получилось 700 — все равно сумасшедшие деньги для меня 16-летнего. Но Сарсания извинился за то, что не утвердил изначально оговоренные условия, и добавил фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Денег много не бывает. Надо всегда стремиться к большему».
– Устремились?
— Больше тысячи я в «Спартаке» не получал. В 2006-м, когда контракт заканчивался, клуб предлагал переподписать на пять лет на тех же условиях.
– Удивительное предложение — учитывая то, как сложилась ваша карьера в «Спартаке». А с чего она началась?
— С двух недель восстановления от травмы голеностопа. За это время Ващук обучил меня бильярду — играли каждый день, и каждая партия заканчивалась 50 моими отжиманиями. Когда меня стали подтягивать в общую группу, в квадраты, я страдал. Получал запредельную для себя нагрузку. Не ел часа по четыре после тренировок, просто лежал. Все уезжали, база уже была темной — и только тогда я спускался в столовую.
— Если бы Чернышов задержался в «Спартаке» подольше, вы бы заиграли?
— Думаю, да. Мне чуть не хватило времени. Я даже фотографировался с игроками основы. На двусторонке основы оформил хет-трик, мог попасть в заявку на игру с «Сатурном» — об этом ходили разговоры. Сидел на установке и ждал свою фамилию.
– Не дождались?
— Да, не срослось. В сентябре Чернышова убрали. Временно сменивший его Владимир Федотов сказал: «Людей у нас много, езжай в дубль».
– Федотов же доверял молодым.
— Это началось, когда он стал главным. Вот штаб Скалы уделял нам внимание — по крайней мере объяснял, как подавать, как поднимать голову. Правда, Тарасов на тренировках у Скалы играл опорника, Шишкин — защитника, а я — везде, где не хватало игроков, только не на своей позиции. В конце концов из нас Невио оставил только Рому.
О переводе Федотовым в дубль точно не жалею — попал к Цымбаларю. Помогал ему там Мирослав Ромащенко.
— Когда они вдвоем выходили в квадрат, мяч было не отнять — так говорит Алан Касаев, мелькнувший в молодежке «Спартака».
— Их техника, понимание игры несравненны. Ветераны «Спартака» собирались тогда поиграть в Тарасовке в футбол и, когда не хватало народу, звали молодых, в том числе меня. Смотрю однажды — мужичок в шапке бежит, в подкаты идет, прыгает. Говорю: «Нифига себе, какой бешеный». Мне тычут: «Ты что, это ж Черенков!»
А Гаврилов говорил: «Дай мне любую передачу, я ее приму и забью». Играл с протезом — а пасуешь ему, и в пару касаний получается гол. Невозможное исполнение.
«Фло тот еще алкоголик, три раза забирали его из вытрезвителя»
— Самый яркий знакомый по «Спартаку», с кем общаетесь и сейчас?
— Люк Зоа пишет мне из Камеруна. В 2004-м он забил в свои ворота в дерби с ЦСКА, а потом звонит мне: «Тюня, я в больнице. Меня побили». Кто-то — слабо верю, что фанаты — подошел сзади, ударил, отнял деньги. Это случилось в Сокольниках, где жили и Кебе, и Фло — тот еще алкоголик. Эссьена раза три забирали из вытрезвителя. Когда Фло отдали в аренду в «Факел», он должен был ехать на такси, на светофоре вышел — и пропал. Через три дня нашли пьяным.
— А как вам Кебе?
— Слышал, как грязно было у него в квартире. Когда Кебе уходил, в тумбочке квартиры находили куриные кости. На поле проявлял себя как собака — готов был бегать, катиться, убивать. Крепкий, как кремень. Но, переехав в Россию, попал в чужую среду, не знал языка и не понимал, что кричали с трибун. Только улавливал негативную интонацию.
— Поэтому везде, как рассказывают, видел расизм.
— Языковой барьер ужасно мешает. Вот у нас в «Урарту» играл бразилец Маркос, да и сейчас есть уругваец Альваро: даже английского не понимают. Как они тут с девушкой?
— Самый невероятный легионер «Спартака» кроме африканцев?
— Кавенаги. В «Спартаке» Фернандо потолстел. Московская жизнь съедает легионеров: ночная жизнь, алкоголь, девушки.
Таких примеров много. Играя в «Спартаке-2», застал в основе Марио Пашалича. Это сейчас он взял Лигу Европы и сыграл на Евро, а тогда смотрю — ходит один, ни с кем не общается. Человека взяли из «Челси», а он в столовой ест один, в зале занимается один. Думал: что за парень? А он уехал в Италию и стал одним из лучших в «Аталанте». Помню еще Шюррле. Подтягиваюсь на турнике, спрашиваю Андре: «Не можешь так?» А он: «Нет, не могу». — «Ты чемпион мира, тебе и не надо».
— Дзюбу в дубле «Спартака» застали?
— Да, мы с Артемом цеплялись.
— Из-за чего?
— Дзюба с каким-то своим другом пасовался, а я стоял в лучшей позиции. Говорю им отдать передачу. Раз, два, третий сказал. Дзюба вспылил, я отреагировал: «Ты че отвечаешь?» Учитывая свое положение в команде, дальше я лезть не стал. Но Артем уже тогда был дерзким.
— В отличие от Дзюбы, у вас официальных матчей за «Спартак» нет?
— Один, в Кубке с «Океаном» — вышел на 20 минут. Выезд в Находку памятный: после долгого перелета пересели на автобус и отправились через горы. Минут 40 обгоняли КАМАЗ. Остановились отдохнуть — и КАМАЗ проезжает мимо нас. Во второй раз обходили его с овациями.
«Автобус развернулся через две сплошные — гаишники лишают прав. Матч через полчаса!»
— Вы покинули «Спартак» в 2006-м. Как и Цымбаларь, не по своей воле?
— Наоборот. В тренерской стадиона имени Нетто с Федотовым и Родионовым в 2006-м отговаривали меня уходить: «Вторая лига — болото. Туда всегда успеешь. Останься, дождись хорошего варианта». Тогда меня ждали в Махачкале — но «Спартак» отдал документы только 2 марта, а окно в Первом дивизионе закрывалось 1-го. Так что два месяца я доигрывал в «Пресне».
— Преемнице «Асмарала».
— В «Пресне» не было вообще ничего. Из медицинского оборудования помню один чемоданчик с бинтиками и зеленкой. Так я еще и голеностоп в Череповце травмировал — и никто мне даже рентген не делал.
— Зато вскоре раззабивались в Рязани. В Первом дивизионе «Спартак-МЖК» у Цымбаларя принял Ташуев. Сильный тренер?
— Мне нравился. Но иногда нагрузка распределялась неравномерно. Сыграл ты ноль минут или 90 минут — делаешь пять серий по пять приседаний со штангой. Сборы в Адлере, у нас по два матча в день. Я провел полный первый и половину второго. После этого три раза сел со штангой, и заболела спина. А старшим было совсем тяжело. Обычно на сборах худели, а у него набирали килограмм-другой мышечной массы.
По Ташуеву я защитил диплом — пару месяцев конспектировал процесс, фиксировал эту его идею со взрывной силой. В «Ахмате» из-за нагрузок у Ташуева было много травм, в «Факеле» меньше — наверное, что-то в подходе изменил.
— В Рязани Ташуев проработал до апреля, а летом команду закрыли.
— Денег не платили, ветераны поуезжали, осталось человек 13. Отказывались ехать на выезд к «Тереку»: денег нет ведь. Нас все же уговорили. Часов через шесть под Воронежем наш автобус останавливает гаишник: «У вас нет документов на перевозку людей». Два часа стояли, заплатили — поехали. Где-то в три ночи у Краснодара или Ростова снова остановка, теперь на шашлык с картошкой. К 11 утра добрались, пару часов отдыха — и на игру. Один из футболистов ехал в машине перед нашим автобусом, проехал нужный поворот и через две сплошные развернулся. Автобус за ним. Нас тут же догоняют гаишники, обоих водителей лишают прав. Матч через полчаса! Приехал начальник команды из «Терека», разрулил с этим ментом — и за 15 минут до стартового свистка мы въехали на стадион.
— Как сыграли?
— 0:3. А дальше нас ждал еще один сумасшедший выезд.
— Снова на автобусе?
— На самолете — в Хабаровск и Иркутск. Отвалилось еще несколько человек — набралось 11 основных, запасной вратарь, тренер, никогда не работавший со взрослыми, и доктор-массажист. В Хабаровске погрузились в автобус и стоим. Спрашиваю, в чем дело, а водитель: «А вы что, все, что ли?». В итоге нам автобус не дали, поехали на «Газели». На ней же по дороге с матча в гостиницу останавливались за пивом.
«Григорян сказал: «С вами играют люди, у которых все … [зашибись]». Понимаю: это про меня»
— В «Химках» убедились в своеобразии Григоряна на себе?
— Он говорил про всех от третьего лица. Про меня в том числе.
— Что именно?
— Проиграли 1:6 «Мордовии». Я вышел правым защитником, с меня началась одна из голевых атак. После игры я имел неосторожность поговорить со вторым тренером и выразить свое мнение по игре. Помощник передал это Григоряну.
— Взрывоопасно.
— Командное собрание Григорян начал так: «С вами играют люди, у которых все … [зашибись]. Семья рядышком, деньги небольшие, но есть, живут дома». Понимаю: Григорян это про меня. Посадил в чехол, как и еще некоторых — 20 человек в общей группе работают, шестеро отдельно. Потом Григорян подвис, вернул меня в состав и взял на выезд — правда, и там оставил в запасе. А Григоряна вскоре сменил Долматов.
— Вы же потом пересекались с Григоряном?
— Не раз. Например, когда я в 31 год попал в «Спартак-2». Григорян сказал: «Да, не ожидал я от тебя такого. Красавчик!» Сейчас иногда общаемся.
— Григорян тренировал «Урарту» до вас с Гунько и памятно свозил «Алашкерт» в Глазго.
— Я проходил плюс-минус ту же его мотивацию. «Химки» в первом туре принимают «Шинник». Утром выходим на прогулку на аллею у «Арены Химки». Григорян говорит: «Выстраивайтесь в линию». Указывает на одного: «Так, ты сейчас делаешь элементы ушу, карате, удары. А вы все повторяйте за ним». И вот этот пацан делает «кия» — и все тоже «кия». Люди вокруг ходят — а Григорян: «Не думайте, что они о вас подумают. Они уже все подумали». Вечером 2:0 «Шинник» обыграли. Потом поехали в Брянск, плюс-минус такую же фигню сделали — и проиграли 2:4. Больше не повторяли.
— Здесь полагается спросить про боксерские спарринги.
— Их Григорян устраивал, как говорил, «чтобы краски заиграли». Я дважды участвовал. С Вовой Романенко у нас получилось классно — удары, отклонения, все технично.
— Вам попало?
— Пару раз, несильно. А вот Тема Воронков зарядил Хасану Мамтову в челюсть. Говорит с сожалением: «Я так не могу». А Хасан заводится: «Да нормально, можешь!» И пошли: бам-бам-бам. Григорян получил то, что было нужно — выброс эмоций, адреналин. Приводил нам в пример женский футбол: «Они куда больше бойцы, чем вы. Хотят жить, добиваться чего-то». Пермскую «Звезду» он вывозил в скалы и пещеры — футболисткам приходилось куда-то лезть, ползти.
— Арсений Логашов вспоминал игру в регби на сборах «Химок» — причем на все поле: «В тебя кто-нибудь врежется, ты лежишь без сил, а Григорян говорит: «Вставай, … [чего] ты лег?!»
— Перед этим две команды придумывали по хокку. Чье выиграет, тем присуждается два очка. А дальше и правда регби: мы носились, падали. На все это смотрели с соседних полей другие команды.
— Вы в «Химках» тоже удивили, погрузившись в журналистику — даже репортажи писали. Откуда это пошло?
— Просто было интересно. Завел блог в ЖЖ, месяца три писал про сборы, про быт футболиста. Пресс-атташе «Химок» Камилла Михалева-Искакова меня редактировала, поддерживала и предложила написать для клуба. Забросил тексты, когда получил травму — решил, что это мешает карьере.
— Ваше нынешнее увлечение — фитнес по методу табата, даже ведете ютуб-канал. Как оно к вам пришло?
— Пандемия, у меня заканчивался контракт в «Спартаке-2». Меня попросили провести онлайн-зарядку для IT-лагеря. Наткнулся на табату — эта методика высокоинтенсивных тренировок названа по имени японского ученого. Выбрал самые легкие упражнения, а жена потом предложила позаниматься с детьми своих знакомых. Затем я создал офлайн-группу, потом еще одну. Кроме ютуба веду канал и в телеграме — с прицелом на здоровое питание и поддержку формы вне зала. Мой знакомый по «Уралу» Саня Кацалапов — он выводил в РПЛ «Торпедо», был в звездном «Арарате» — писал мне: «Занимаюсь по твоим тренировкам. Давай выкладывай новые». А Никита Лапин, с которым мы играли за «Химки», сбросил по моим тренировкам шесть килограммов.
– Сейчас вы собой занимаетесь — а во времена карьеры было иначе?
— Могли после игр погулять и выпить, даже до шести утра — в основном в «Химках», у нас сплоченная была команда. До сих пор дружим. Я был не суперзагульным, знал, когда и сколько — а кого-то это гробило. Развитие некоторых ребят в «Химках» застопорил алкоголь, в «Спартаке-2» могли позволить себе лишнего. Если бы не выпивка, оказались бы в первой команде.
«Ребров спросил: «Ты еще здесь? Тебя не уволили?»
– Помогать Гунько вы начали в «Спартаке-2», где в конце 2010-х заканчивали карьеру футболиста.
— Закончить думал в «Химках», ставших мне родными. Но тут предложили перейти в двойку на роль «дядьки» — по сути, играющего тренера. Гунько потом пересказывал беседу с Федуном — у того не было желания брать в команду старого игрока, не видел смысла. Донесли выводы, уговорили.
– Как вас воспринимали молодые?
— Называли «старичок» и «старый» — а я душой был как они. Должен был обучать, помогать примером, что-то подсказывать Иванычу [Гунько]. Почти все ребята из «двойки» и сейчас в деле: Ломовицкий поднялся в РПЛ с «Рубином», Руденко — с «Химками». Из Бакаевых я больше общался с Солтмурадом, а Зелимхан на моих глазах ругался с Гунько и нарывался на штрафы.
Помню, каким деревянненьким приехал из «Тюмени» Маслов. Ничего, прибавил в технике. Жаль, что сейчас Паше тяжело из-за травм и смен тренеров, структуры игры. Те же причины помешали Рассказову. Не скажу ведь, что Коля в «Спартаке» играл плохо. Может, в «Крыльях» больше поддержка тренера — русского к тому же.
– Как вам Литвинов?
— Большой талант. Очень жаль, что сейчас не играет — по-моему, должен становиться лидером «Спартака». В «двойке» Руслан был одним из лучших.
– Экс-форвард «Спартака-2» Фэшн Сакала говорил мне, что Гунько воспринимает как отца. Но не понимает, почему не получил шансов в первой команде. Поясните?
— Он не сильно впечатлял в «двойке». Не мог по воротам ударить — лупил с закрытыми глазами непонятно куда. Зато бегал очень быстро — такой неограненный алмаз. Работали с ним, но не получалось. Забивал, но какие-то тяжелые мячи — зато когда мячу деваться было некуда, заряжал выше или во вратаря. Зато в Бельгии и Шотландии стал бомбардиром, дошел до финала Лиги Европы — для нас это стало откровением (год назад Сакалу за €4,65 млн купила у «Рейнджерс» саудовская «Аль-Фейха». — Sport24).
– С основой «Спартака» вы тогда тренировались?
— Даже мог второй раз за нее сыграть — Каррера меня подтянул и чуть не взял на выезд с «Анжи».
– Почему не взял?
— Я три дня провел с основой. Двусторонка, в игру зашел Каррера. Я ударил по воротам, кто-то подставил ногу — и Массимо срикошетило в челюсть. Он ушел с тренировки, потом поехал на рентген. На следующий день Тема Ребров мне: «О, Тюня, ты еще здесь, что ли? Еще не уволили?» Есть версия и проще: состав на матч все-таки набрался. Зобнин смог играть, Глушак тоже.
– Закончив карьеру, вы воссоединились с Гунько в штабе «Химок». Почему продержались только восемь туров?
— Попали под каток. Я проходил стажировку в академии «Спартака», Гунько хотел, чтобы я стал там тренером. За неделю до старта сезона Иваныча назначили в «Химки».
Пытались что-то построить в сжатые сроки, играли, как все отмечали, хорошо. Должны были побеждать «Сочи», «Арсенал», «Тамбов». Закончилось все ужасом — 2:7 в Краснодаре. Накануне полкоманды вернулось с кубкового выезда в Иркутск с отравлением. Нас хватило лишь на тайм.
— «Химки» тогда были фармом «Спартака»?
— Иваныч хотел Мелкадзе, Ломовицкого — один Ломик к нам и перешел. Должны были и другие, да — например, Игнатов — но переход сорвался. Звонили Глушакову, но он не согласился на наши очень скромные условия.
Тимофееву тоже не предложили столько, сколько давал «Ахмат». Короче, никакого фарм-клуба не вышло.
«Страшно ехать в Крым? Да ну. Дорога сумасшедшая!»
– Ваши братья — родной и двоюродный — пошли в подводники, как и отец с дядей. Как семья отреагировала на трагедию «Курска»?
— Сослуживец брата в составе инспекции одним из первых заходил на борт «Курска», когда его подняли со дна. Думаю, лет через 20 узнаем, что там было на самом деле. В России пока что-то не случится, ничего не начинают делать. Вроде живем тихо и спокойно, потом что-то происходит, и мы понимаем: с какой-то сферой — допустим, с безопасностью — плохо. На время улучшается, потом опять уходит в никуда.
– Родители и сейчас в Севастополе?
— Да, как и сестра с мужем и детьми. Климат хороший, море есть. Относительно Белгорода там спокойно: меньше долетает и прилетает. Воздушная тревога бывает, слышны взрывы и работа ПВО.
– Вам не страшно за близких?
— Честно говоря, нет. Я как-то спокоен. Если бы было совсем страшно, то они бы уехали. Но там люди живут…
– …как ни в чем не бывало?
— С опасениями, конечно. Сами родные уезжать не хотят. Могли бы спокойно жить в домике в Скобелевской. Весной 2014-го Крым покинула украинская полиция — правоохранительных органов не осталось, там ходили дружинники. Родители, да и весь город, три недели жили за счет добровольцев.
– В неопознанной экипировке?
— Да, в какой-то своей. Они установили блокпосты, раздавали еду, одежду. Жители добровольно охраняли дороги и готовились к худшему. В Киеве ведь говорили: «Мы приедем, Севастополь на колени поставим». А через две недели вошли русские войска.
– Как ваши близкие это восприняли?
— Все, кого я знаю, в большинстве случаев рады, что Крым вернулся в состав России.
– Каким было ваше детство в Крыму?
— Мне все нравилось. Кто хотел — больше учил украинский язык, чтобы потом уехать в Киев, кто не хотел — пожалуйста. Я учил и тот, и другой. Тут украинский флот, там российский, просто получали русские чуть больше: как будто за границей. Но все в Крыму между собой общались, были друзьями.
– Сейчас жизнь там благополучнее, чем до 2014-го?
— Кому как. Дорогу в Крым сделали сумасшедшую — широкую, освещенную! Да и мост, и в самом Крыму с дорогами стало лучше — доезжаю от Керчи до Севастополя часа за четыре, а раньше было вдвое дольше, и это без учета парома. Последний раз был там два года назад, летом 2022-го. После этого живу в Армении.
– Сейчас в Крым страшно ехать? Ведь можно не добраться.
— Да ну. Там на ошибках учатся. Понтоны стоят, защищают дорогу от атак. Люди ездят, люди живут. Знакомые ездят туда отдыхать, не боятся.
– Самое красивое для вас место в Крыму?
— Южная часть — где горы, Ялта, Алушта. Едешь, с одной стороны отвесные скалы, а с другой — море. Как говорят, похоже на Сен-Тропе какой-нибудь или Монако, только в России. В Армении крымские горы мне напомнил Дилижан — сосны, воды, каньоны, в отличие от пустынного Еревана. А больше всего в Армении мне понравилось на горе Арагац — шикарный вид.
– Ваши жена и дети постоянно живут в Москве?
— Да. Год назад приезжали на полгода, но возникли проблемы с учебой — мы не хотели менять школу, занимались онлайн, а это не тот уровень обучения. Жене сейчас тяжело, я времени с детьми не провожу. Хорошо, что есть связь онлайн — проверяю уроки на видеозвонках, слушаю какой-нибудь параграф. Лучше, чем ничего.
«Пошел бы в «Спартак» с удовольствием. Хочется состояться как главный тренер»
– Вы четыре года в Армении. Тянет в Россию?
— Хочется не просто ехать работать в России, а в долгосрочные проекты. Сейчас там особо не за что бороться: нет еврокубков. В Армении этот путь очень короток. В прошлом году «Урарту» получил первый опыт Лиги чемпионов — и крутой. Сейчас хотим в групповой этап Лиги конференций. Это реально, просто надо верить.
– Гунько получил паспорт Армении. Вы об этом думали?
— Я уже мог это сделать, но, к сожалению, первое время был оформлен неофициально. Из-за этого подать документы смогу только в следующем году. Это нужно хотя бы для того, чтобы ездить с командой на еврокубковые выезды. В прошлом году у «Пюника» из-за этого были большие проблемы. Да и у нас: мы тогда целый день провели в посольстве Румынии. Сначала подали на электронные визы — сказали, нужно делать бумажные. Подали бумажные — потребовали личного присутствия. А потом нас не пускали напрямую через турецкое воздушное пространство — в итоге летели через Тбилиси, но с задержками и препятствиями.
— В квалификации ЛК вы сначала подали на таллинский «Калев».
— И сразу же начали заниматься визами. Подали документы в венгерское посольство, но не успели. Остальные летели в Эстонию через Варшаву, Ригу, кто-то из делегации и через Германию. И мы все равно выиграли оба матча и вышли на «Баник». Визы у нас уже есть, поедем как раз через Венгрию.
— В Ереване голевую передачу с «Калевом» оформил новичок «Урарту» Иван Игнатьев. Как пришли к его кандидатуре?
— Предложил спортивный директор Кудряшов. В спортивных качествах Вани сомнений у штаба не возникло. В его карьере были не слишком хорошие моменты, но сейчас он в хорошей форме, понимает, как важно провести хороший сезон. Уверен, Игнатьев поможет «Урарту». Вижу, как он работает — в том числе дополнительно — и даже не допускаю каких-то срывов. Тем более что живет он на базе, полностью под нашим контролем.
— Почему «Урарту» весной покинули Пантелеев и Глушаков? Денис правда повздорил с одноклубником из-за девушки?
— У Пантика не пошло. Приехал вроде с желанием, но потом одна травма, другая — обоюдно решили расстаться.
Про Глушакова мне писали и звонили много знакомых. Что знаю: после игры с «Пюником» Денис почувствовал боль в икроножке. МРТ показал повреждение, после чего его отправили домой. Чем смог, Глушаков нам помог: показал молодым армянам, как относиться к футболу, делал партнеров лучше. Профессионал на 200%, лидер. К Денису никаких вопросов. Не сомневаюсь, что в «Химках» у него все получится.
– У вас с Гунько есть цель вернуться в «Спартак»?
— Если позовут — думаю, Иваныч железно согласится. Но сперва надо проявить себя в Европе. Я бы с удовольствием пошел — как и любой, кто был причастен к «Спартаку». Мы смотрим почти все его матчи, обсуждаем.
– О чем еще мечтаете?
— Хочется состояться как тренер. В будущем — как главный. Когда я только пришел ассистировать Гунько в «Химки», понял, что ничего не понимаю в тренерстве — а сейчас я другой человек. Иваныч привлек меня в свой штаб, сократил мой путь из футболистов в тренеры до минимума, обучает всему, что знает. Большая ему за это благодарность. О, знаете, что из смешного вспомнил?
— Что?
— В 2005-м я давал интервью для программки «Спартака» — молодой девчонке с журфака, стажерке. Спросила: «Закончите играть в футбол — кем вы будете?» Я осторожно предположил, что тренером. Так она это сделала заголовком! Представьте, что подумал Червиченко: 18-летний малец из ниоткуда думает о карьере тренера. «Ты кто такой, мальчик?»
